История записи альбома Destruction ‘Infernal Overkill’

ДИКОЕ ВТОРЖЕНИЕ

[Статья из журнала "Decibel" за июль 2014 год]

Несмотря на то, что за последние годы мы ввели в Зал Славы Decibel уже множество знаковых трэшевых альбомов, среди них очень мало дебютных работ в жанре. И поскольку Пола Бэлоффа (Exodus), Клиффа Бёртона (Metallica), Гара Самуэльсона (Megadeth), а теперь и Джеффа Ханнемана (Slayer) с нами больше нет, возможности исследовать истоки жанра становится всё меньше и меньше. Однако за океаном, в Германии, три группы, являющиеся между прочим, ровесниками команд Большой Четвёрки (или Пятёрки) предлагают вспомнить об истоках жанра.

Destruction, Sodom и Kreator (или Tormentor, как они изначально назывались) черпали вдохновение в той же музыке, что их американские коллеги – по большей части, это группы НВБХМ и, особенно, Venom – однако делали это в своей уникальной европейской манере, своим особым способом.

Следует заметить, что трэша в то время не было. Ну, музыка, конечно же, существовала, но «трэшем» не называлась. Не было групп, которые намеренно пытались играть трэш. Всё это пришло позже. У истоков жанра стояли юные музыканты, которые взяли самые интересные аспекты НВБХМ – скажем, скорость Raven и Jaguar и агрессию и мрак Venom – и добавили энергию. Также нет сомнений в том, что калифорнийцы – Metallica, Slayer, Exodus и Megadeth – осознанно или неосознанно оказывали друг на друга немалое влияние. Примечательно, что до тех пор, пока ведущие немецкие группы не записали первые демки, друг о друге они даже не знали, но благодаря дебютным альбомам и обмену кассет тевтонцы уже слышали некоторые команды из Района Залива.

Группа Destruction (басист/вокалист Марсель «Шмир» Ширмер, гитарист Майк Зифрингер и барабанщик Томас «Томми» Зандманн) из глухой деревушки на юго-западе Германии обрушилась, словно блицкриг, с агрессивным мини-альбомом ‘Sentence Of Death’ (1984). Записан он был плохо и исполнен небрежно, зато в духе Venom, и группа провозгласила себя стремительной и безудержной силой зла. Участники Destruction были ещё подростками, и их переход от первого миньона к полноценному дебютному альбому ‘Infernal Overkill’ станет основательным. Звучание альбома и исполнение стало на порядок выше, а сочетание трэшевых риффов, зловещего вокала и мрачных текстов окажет влияние на последующие поколения трэшевых и блэковых команд. На этом альбоме трэш, в буквальном смысле, был рожден, отполирован и нанёс сокрушительный удар.

Какие команды оказали на Destruction основное влияние?

Томас «Томми» Зандманн: На меня – Exciter, Venom, Slayer, Metallica. Они на всех нас тогда оказали большое влияние.

Майк Зифрингер: Все классические команды: Thin Lizzy, Deep Purple, Rainbow. Благодаря этим ребятам я взял в руки гитару. А потом чуть позже открыл для себя английские группы Новой Волны Британского Хэви-Метала – Saxon и всё такое. Конечно же, Judas Priest. Затем позже были американцы вроде Metallica. Я был их огромным поклонником. Ещё Exciter, Venom и всё такое. Много чего.

Марсель «Шмир» Ширмер: Для меня это было сочетание панк-рока – Exploited, G.B.H., Dead Kennedys – и конечно же, я был огромным поклонником Новой Волны Британского Хэви-Метала. Помню, у команд НВБХМ был обязательно какой-нибудь быстрый трек. Чаще всего это была первая песня на первой стороне винила. И когда мы сколотили Destruction, мы хотели быть ещё более экстремальными – мы хотели, чтобы ВСЕ наши песни были как тот первый трек. Зачастую остальная часть альбома была скучной, потому что мы были молодыми и оголтелыми и хотели экстрима. Потом, конечно же, вышел первый альбом Venom ‘Welcome To Hell’. Как и дебютник Exciter, он оказал на нас огромное влияние. Так быстро тогда мало кто играл. Конечно же, команды вроде Jaguar и Raven играли быстрее остальных. И мы хотели пойти в этом направлении, но быть ещё экстремальнее. Конечно же, впервые услышав песню Metallica ‘Hit The Lights’ на сборнике ‘Metal Massacre’, мы убедились, что хотим играть именно эту музыку.

Похоже, ваш первый мини-альбом ‘Sentence Of Death’ был написан под вилянием сатанинских текстов Venom. Почему вы решили постепенно от них отказаться?

Зандманн: Сегодня читал тексты альбома ‘Infernal Overkill’ и тоже заметил там слова «Сатана», «зло», «ведьмы» и всё такое. Сегодня я теми текстами не доволен. Но для того времени это было абсолютно нормально. Venom на нас оказали приличное влияние. Мы тоже решили написать что-нибудь мрачное и зловещее, но для нас лирика особого значения не имела. Важнее всего была музыка.

К примеру, я написал лирику для ‘Total Desaster’ на ‘Sentence Of Death’ и помню, в одной из строчек были слова: «Я родился тёмной зимней ночью, в объятиях грома и молнии». Сегодня я бы такое не написал, но для 80-х это было нормой. Здесь словно рассказывается средневековая история. Однажды Шмир сказал: «Томми, в этих текстах виноват ты». Он, правда, в шутку сказал, но стало понятно, что больше нам такие тексты не нужны. На первых двух пластинках в лирике всё ещё сохранялись влияния блэка, а потом мы забили. На альбоме ‘Eternal Devastation’ (1986) были уже другие тексты. Мы решили, что не хотим иметь отношение к блэковой сцене. Мы считали свою музыку спид-металом, который в итоге стал называться трэшем.

Зифрингер: Когда ты молод, иногда не знаешь, о чём писать. С текстами нам поначалу помогал парень из Швейцарии, потому что английский наш был на уровне букваря [смеётся]. Он был никакой, так что этот парень нам помогал и писал зловещие темы. Мы на самом деле не верим ни в Бога, ни в Сатану. Скорее мы атеисты, так что если не веришь, нет смысла писать тексты о Сатане и преисподней.

Зандманн: Ну, конечно же, блэк, спид (впоследствии ставший трэшем) был не так популярен, как те же Helloween. Но мы играли тяжелую и экстремальную музыку, а потому и любителей такой музыки было меньше. Мы всё подумывали о том, что ради коммерческого успеха, может быть, стоит смягчить звучание, но мы этого делать не хотели, потому что не собирались предавать себя, свои идеи и отношение к делу. Да и фэнов своих мы тоже предавать не хотели, поэтому решили гнуть свою линию. Мы были металлюгами и писали эту музыку для таких же, как и мы. Ни на какие компромиссы мы идти не хотели.

Ширмер: Забавно всё это, потому что спустя несколько лет мы перестали их писать, поскольку решили, что это похоже на детский сад. Мы против церкви, но сатанизмом никогда одержимы не были. Просто хотелось вырваться из рутины и быть не такими как все. Первые несколько лет эти ужасающие тексты имели значение и прекрасно сочетались с нашим образом, но потом нам это стало абсолютно не интересно. Я знаю, что наши песни и тексты оказали немалое влияние на многие блэковые и дэтовые команды. Но как только нам исполнилось восемнадцать, мы стали писать другие тексты и сказали себе: «Парни, давайте писать со смыслом, а не об ужастиках и сатане». Мы просто повзрослели и всё.

Вы знали о существовании ваших коллег в лице Sodom и Kreator? Между вами была конкуренция или же дух товарищества?

Зандманн: Нет, конкуренции никакой не было. Мы ведь были первыми тремя трэшевыми командами в Германии, и по большей части, появились в одно и то же время, году в ’84. Может быть, мы появились раньше всех, я не очень уверен. Мы друг с другом не конкурировали. Насколько я помню, мы считали себя единой силой. Мы дружили и поддерживали друг друга, а когда познакомились, старались устраивать совместные концерты, чтобы люди знали о нашей музыке и движении и поддерживали нас, поэтому никакой конкуренции не было. Мы прекрасно сосуществовали вместе.

Зифрингер: Скорее мы были друзьями, конкуренции не было. Не помню, кто это был, но, кажется, Тони. Он продвигал нашу демку и наткнулся на новый материал. Кажется, он услышал демки Sodom и Kreator. Kreator тогда назывались Tormentor. Он узнал, где они живут, связался с ними, и мы встретились. Мы поехали к ним и сходили на их концерт. Никакой конкуренции не было; мы скорее были коллегами, друзьями. Мы тогда были в андеграунде и мыслили одинаково, поэтому всячески друг друга поддерживали.

Ширмер: Поначалу мы очень удивились, когда узнали, что кто-то ещё играет такую же музыку, потому что мы жили на юго-западе Германии, в глухой деревушке, и о металле там никогда в жизни не слышали. Мы никогда не думали, что появятся другие металлические группы, потому что журналов не было. Музыкальной сцены как таковой тоже не существовало. В своём регионе мы уж точно были первыми. Когда появились первые выпуски Metal Hammer, я увидел группы Sodom и Kreator (Tormentor). Они появились в то же самое время, и я, честно говоря, был рад видеть, что мы не одни. Затем перед выходом нашей первой пластинки мы с ними связались и встретились. Так мы стали друзьями.

Поначалу небольшое соперничество всё же было, но больше между Sodom и Kreator, потому что они из одного региона. Мы были с юга, так что никакой конкуренции не чувствовали. Мы были друзьями, но, конечно же, небольшая конкуренция всё же была.

Германия всегда славилась любовью к традиционному металлу. А как местные жители поначалу относились к более тяжелым и экстремальным командам вроде Destruction?

Зифрингер: Так себе относились. Некоторые говорили: «Эта музыка слишком панковская, слишком хаотичная, слишком быстрая, слишком громкая». Сложно сказать. Но были и те, кто наоборот хотел быстрой музыки. Ещё проблема была в том, что продюсеры в эту музыку не въезжали. Они её никогда не слышали и не знали, что делать с нашим звучанием, поэтому при работе над ‘Sentence Of Death’ у нас возникли трудности. Мы отправились в Берлин, и когда продюсер Вольфганг Айхольц услышал, как мы играем, он был шокирован [смеётся]. Он вышел из студии со словами: «Я от этой музыки далёк! Сами её и записываете. Всего хорошего!». Звукоинженер [Хорст Мюллер] был классным парнем и был готов ко всему новому. Он выкурил косяк и выполнил свою работу – было круто.

Чем, на ваш взгляд, в музыкальном плане отличались команды с западного побережья вроде Metallica, Slayer, Exodus от того, что делали вы?

Зандманн: Я чертовски уважаю все эти команды. Музыканты там были собраны фантастические, поэтому в музыкальном плане они были нас на голову выше. Возможно, Майк смог бы с ними конкурировать, поскольку на тот момент лучше всех владел своим музыкальным инструментом. К примеру, Том Хантинг из Exodus мог уже тогда сыграть гораздо лучше, чем я мог в начале и середине 80-х. Думаю, они были на голову выше нас. Но другой стиль у нас был не поэтому. Просто никто не хочет слушать копию Exodus, так что у нас были свои идеи, и мы воплощали их в жизнь, а результат известен.

Зифрингер: Мне всегда больше нравилось звучание американских команд, поскольку я считал, что у них более опытные продюсеры и больше времени в студии. Их музыка была более слаженной и чёткой, ну а наша была более «сырой», панковской и тоже многим нравилась. На мой взгляд, в этом и весь интерес. Было бы скучно, если бы все звучали одинаково. Всё равно, еда без специй. Жаль, у нас было очень мало времени в студии. Полагаю, на запись ‘Infernal Overkill’ у нас было две недели – маловато.

Ширмер: Когда вышел первый альбом Slayer и ‘Kill ‘Em All’ гремел на всю Америку, нас очень впечатлила техника и звучание тех команд. В то время в Германии никто такое не играл. Забавно, что когда мы записывали своё первое демо, у нас было две песни – ‘Tormentor’ и ‘Antichrist’ и песни с тем же названием появились на первом альбоме Slayer. Наша демка вышла в конце ’83, и кажется, дебютный альбом Slayer ‘Show No Mercy’ тоже вышел в ’83. Чистое совпадение. Мы всё удивлялись, что же такое происходит в Америке и в Германии, что многие команды играют одну и ту же экстремальную музыку. Помню, первым из Штатов нам написал Кейтон [Де Пена] из Hirax. Он прислал информацию об американских командах и кучу американских демок вроде Agent Steel, Exodus и, конечно же, Hirax. Таким образом, мы впервые приобщились к американской сцене.

По сути, Destruction и все эти остальные группы создавали новый стиль металла.

Зандманн: Эта новая музыка и резкое гитарное звучание Metallica и Exodus срывало нам крышу. До этого мы слушали Judas Priest, Iron Maiden, потом появились Venom, и это было реально агрессивно. Мы постоянно искали что-нибудь потяжелее, нам всё время было мало. Эта музыка оказала на нас влияние, но мы хотели играть её по-своему – тяжелее и быстрее. Мы сочиняли свою музыку. Как и другие, мы создавали новый стиль, который потом стали называть «трэшем». Альбом Exodus ‘Bonded By Blood’ башню мне снёс капитально. Мы обменивались кассетами, так что были настоящими экспертами в подпольной музыке. Мы слышали Exodus ещё до выхода альбома. У нас были концертные записи, и мы дико пёрлись по американским командам, поэтому пытались создать своё движение.

Ширмер: В ’85 году понятия «трэш-метал» не существовало. Не знаю, когда оно появилось, но в ’85 его не было. Конечно же, строчка «thrashing like a maniac» в песне Metallica ‘Whiplash’ была, но не знаю, когда впервые жанр стали называть «трэшем». Поначалу было понятие «спид-метал». Когда вышел альбом ‘Infernal Overkill’, термина «трэш» ещё не существовало.

‘Infernal Overkill’, безусловно, стал прогрессом по сравнению с ‘Sentence Of Death’. Чем он вызван?

Зандманн: Если послушать первые три пластинки, начиная с ‘Sentence Of Death’ и до ‘Eternal Devastation’, вероятно, можно проследить развитие группы, и мы двигались в более техничном направлении. Мы пытались сделать музыку более запутанной и замысловатой. Мы всё ещё искали свой стиль. Мы росли как музыканты, и хотелось пробовать что-то новое, поэтому мы стали играть более техничную музыку. Майк в музыкальном плане был нашим генератором идей. Все крутые убийственные риффы писал он.

Зифрингер: Если много репетируешь и практикуешься, хочется пробовать разное и добавлять эти элементы в свои песни. Это нормально. А если нет, то гитарист из тебя хреновый. Если ты всю жизнь на одном и том же уровне, ты не развиваешься как музыкант и хорошим гитаристом тебе не стать. Я тогда очень много практиковался. До х*я. Мы пахали как черти, и я рос как гитарист.

Ширмер: Первый наш визит в студию [для записи ‘Sentence Of Death] обернулся настоящей катастрофой, потому что мы были слишком молодыми и неопытными музыкантами. Мы просыпались в студии и говорили себе: «Какого х*ра? Да нам ещё работать и работать!». И мы так и делали. Пытались развиваться как группа. Майк был движущей силой, потому что писал все риффы, и у него было множество классных идей. Он играл на пару лет дольше, чем мы с Томми. Он знал толк в музыке и технике игры, и мы часто к нему прислушивались. В студии он работал весьма профессионально. Мы с Томми вечно запарывали свои партии, а Майк без труда справлялся со своими – мы были впечатлены. Майк значительно прибавил на ‘Infernal Overkill’. Даже сегодня слышно фирменный уникальный стиль Майка. Первые 2-3 года он был нашей движущей силой.

Как проходил творческий процесс и чем отличался от работы над мини-альбомом?

Ширмер: У нас, наконец-то, появилось место для репетиции. Думаю, в то время это был единственный прогресс. Никто в этом консервативном районе не хотел предоставлять трём панкам из юго-запада место для репетиции. Но мы нашли его в Швейцарии – это было что-то типа бункера. Мы там могли репетировать хоть каждый день. Было потрясающе. И мы начали работать над песнями как минимум два-три раза в неделю. Мы стали ближе как группа – постоянно проводили время вместе и болтали о музыке. Когда настало время сочинять новый материал для ‘Infernal Overkill’, мы хотели немного разнообразить песни, пусть даже и быстрые. Кажется, первые песни для альбома были очень быстрыми, а потом Майк решил придумать другие риффы, и так мы написали ‘The Ritual’ и ‘The Antichrist’.

Зандманн: По сути, всё было точно так же. Майк играл и репетировал свои риффы дома, а потом записывал идеи на кассету. Он писал полноценные песни и время от времени показывал нам свои риффы в репетиционной. Ещё он писал лирику для нескольких песен, как и мы со Шмиром. Мы старались, чтобы тексты хорошо ложились на риффы. Музыку писал Майк. Ну не всю, конечно, но большую часть. И он приходил на репетицию с набросками, а мы уже пытались сделать из них песню.

Зифрингер: Мы работали не покладая рук. Гитарного учителя у меня никогда не было. Основам игры меня научил мой кореш, но никакой теории не было. Я брал в руки гитару и просто играл часами напролёт. Все мы не выпускали инструменты из рук. Нужно пробовать всё подряд, иначе никогда не станешь мастером своего дела. Мы всегда хотели звучать оригинально, и надеюсь, так и было! [смеётся]

Альбом вы записывали в той же студии, что и миньон ‘Sentence Of Death’. В чём было отличие?

Зифрингер: Продюсера у нас больше не было. Господин Айхольц нас кинул [смеётся]. У нас был только звукоинженер, Хорст Мюллер, реально классный парень. Он въезжал в нашу музыку. Ещё он увидел, что мы значительно прибавили в мастерстве, поэтому второй раз ему записываться было уже веселее и интереснее. Мы все отлично провели время в студии, потому что был уже какой-никакой опыт.

Ширмер: Было гораздо лучше, чем в первый раз. На запись ‘Sentence Of Death’ у нас было три дня, и этого для молодой команды было недостаточно. На ‘Infernal Overkill’ у нас было гораздо больше времени. В то время нельзя было «хитрить» в студии, так что приходилось пахать, нам не хватало опыта. Но мы многому научились, пока писали тот альбом и, на мой взгляд, это отразилось на ‘Eternal Devastation’. Я не помню, чтобы мы испытывали давление. Конечно, мы нервничали – нам нужно было записать более качественную пластинку – но после ‘Sentence Of Death’ нам было уже ничего не страшно. Всё-таки три дня на запись альбома – это жесть.

Зандманн: Опыта прибавилось. С каждым альбомом группа прогрессирует. Начинаешь понимать, как всё устроено.

Хорст Мюллер позже работал со многими экстремальными металлическими командами и стал довольно известным продюсером. Как с ним работалось?

Ширмер: Думаю, Хорст был весьма шокирован, когда услышал нас впервые во время записи ‘Sentence Of Death’ [смеётся]. Он уже работал до нас с некоторыми командами с лейбла Noise Records, но это были скорее коллективы вроде Running Wild и Helloween. Особой симпатии он к нам явно не питал, но когда мы записывали ‘Infernal Overkill’, Хорст видел, что мы стали лучше и опытнее, поэтому он с удовольствием окунулся в процесс. Он курил много травы. Курил, чтобы врубиться в эту музыку [смеётся]. Звучание на ‘Sentence Of Death’ было грязноватым, и на ‘Infernal Overkill’ он реально поработал над саундом. Конечным результатом мы были очень довольны.

Зандманн: Думаю, он врубался в нашу музыку. Он работал не только с металлическими командами. Но работать с группой вроде Destruction для него было в новинку. Мы записали ‘Sentence Of Death’ и ‘Infernal Overkill’ живьём, так что барабаны и бас записывались вместе. Затем поверх мы записывали гитару, а потом вокал. Так и записывались. Ритм-гитару записывали дважды, чтобы получить более плотное жирное звучание, поэтому во время соло Майка слышен ритм.

Расскажите о студии, в которой записывался альбом.

Зандманн: Обычная студия. Три комнаты или меньше. Одна для барабанной установки, одна для гитариста, и конечно же, самая большая комната – с диваном и микшерным пультом. Студия находилась на четвёртом этаже старой фабрики. Поднимались на грузовом лифте. Работали до поздней ночи. Ни бильярда, ни бассейна там не было. Но было нормально. Нас всё равно только музыка интересовала.

Зифрингер: Нормальная была студия. Среднего класса. Довольно большая, насколько я помню. Я не помню, какой там стоял микшерный пульт и какие у него были эффекты. Не помню. Вроде нормальный был такой пульт. Довольно дорогой, поэтому у нас было всего две недели. В Германии звукоинженеры были не настолько умелыми и опытными, как в Америке. Ведь рок-н-ролл придумали ВЫ, а не немцы! [смеётся]. Иногда это слышно. Многие немецкие продюсеры пластинки сводить толком не умели. Какой нам рок-н-ролл?!

Помните, как записывались?

Зифрингер: Я мало что помню. Это было очень-очень давно. Каждый день одно и то же. Записывались мы, наверное, восемь или девять часов, а потом отрывались. Поэтому я ничего и не помню – мы много отрывались и бухали. После записи шли на местную дискотеку, мать её – самую известную в Берлине. Да, и отрывались до утра. И так – две недели. Больше я ничего не помню. Помню, с нами в Берлине был наш кореш из Канады, но смутно.

Ширмер: Мы были в Берлине второй раз, а сами-то деревня деревней! В первый раз Берлин нас сильно впечатлил, и когда мы туда вернулись, у нас уже были друзья и знакомые. Было прикольно; некоторые ребята из металлической берлинской сцены тусовались с нами в студии и бухали. Мы впервые имели дело с этим движением за пределами родной деревни. Мы ещё никогда не гастролировали и не выступали за пределами деревни. Было приятно увидеть, что в других городах металлическая сцена тоже существует, потому что всё было в новинку. Ещё вечно нажирались и тусовались со своими новыми корешами.

Этот альбом Destruction введён в наш Зал Славы. Что думаете по этому поводу?

Зандманн: Мне очень-очень нравится этот альбом и ‘Eternal Devastation’ из-за убойных риффов. Фэны по всему миру говорят, что эти две пластинки, возможно, считаются гениальными трэшевыми альбомами, и я с ними согласен. Для меня большая честь, что я на нём сыграл. Он – часть музыкальной истории; истории трэша. ‘Infernal Overkill’ – один из наиболее успешных и любимых трэшевых альбомов начала 80-х. Для меня это очень важно, и я горжусь тем, что отметился на этой пластинке и вписал своё имя в историю.

Зифрингер: Почему бы и нет? Честно говоря, я почти никогда не слушаю свой материал, поэтому мало что могу об этом сказать – пусть решают другие. Что ж, хороший выбор, ребята. Может быть, ‘Eternal Devastation’ – тоже классика. Это дело вкуса. Спасибо вам за то, что выбрали для своего Зала Славы альбом Destruction – это большая честь для меня. Спасибо.

Ширмер: Я бы, кстати, тоже выбрал ‘Infernal Overkill’. В нём полно классических песен Destruction. Звучит для своего времени он хорошо. Это был ’85 год, и было это сто лет назад. Не все альбомы актуальны спустя столько лет. И мы до сих пор играем с него несколько песен. Вечные хиты, блядь! [смеётся]. Песни вроде ‘Invincible Force’ я сыграл, наверное, тысячу раз, и мне не надоело. Всегда хочется сыграть лучше – нет предела совершенству. Это как в спорте – каждый раз выходя на сцену, нужно выкладываться на все сто процентов, поэтому мне никогда не надоедает исполнять эти песни.

Какие ваши любимые песни на альбоме?

Зандманн: Моя любимая – ‘Bestial Invasion’.

Зифрингер: ‘Bestial Invasion’, но это скорее потому, что многие ко мне подходят – особенно гитаристы – и спрашивают: «Как тебе пришла в голову идея написать такой странный рифф?». Так что я горжусь ей. Всегда приятно получить комплимент от мастеров своего дела. Например, ребятам из Testament, Annihilator эта песня нравится, а Роб Кавестани из Death Angel сказал, что ему очень нравится рифф. И я собой горжусь, потому что все эти ребята – прекрасные гитаристы.

Ширмер: Мы частенько играем ‘Death Trap’, она отлично идёт на концертах. Часто играем ‘Antichrist’, ‘Tormentor’, ‘Invincible Force’ и, конечно же ‘Bestial Invasion’ – на мой взгляд, это одна из пяти лучших классических песен Destruction.

Переделали бы что-нибудь на альбоме?

Зандманн: Всегда тяжело оценивать себя и говорить о своих песнях и достижениях. «Хорошо ли, плохо ли, мог ли я сделать лучше?» Результатом я доволен. Всё на своём месте. Довольно агрессивный и грубый альбом. Он не на 100 процентов техничный. Он прекрасно отражает дух того времени. И я доволен своей работой на пластинке.

Зифрингер: Конечно же, он не идеален. Панк ведь тоже не идеален, но до сих пор полно классных панковских команд. Иногда абсолютно нормально сыграть грубо. Мы деревенские ребята, и я был очень доволен проделанной работой. Сельские парни сделали это! Не знаю, что и сказать. Мне кажется, всё нормально. Может быть, иногда мы перебарщивали с алкоголем и ни черта не соображали, если говорить о деловой стороне вопроса – мы были слишком наивными. Левые сомнительные контракты и прочая хуета – обобрали нас прилично. Но знаешь, не без этого. Везде полно жадных до денег людишек. Но когда ты молод, тебе на всё насрать.

Ширмер: Нет, не думаю. Мы извлекли ценный урок. Мы были совсем пацанами и всё впитывали как губка. Думаю, благодаря той записи мы многому научились, стали понимать, как устроен этот бизнес, и на следующей пластинке, ‘Eternal Devastation’, мы прибавили. Я бы ничего не стал менять. У меня остались очень приятные воспоминания. Наверное, я бы хотел сесть и как следует подготовиться к своим партиям – я про бас и вокал. Но я тогда был молодым и неопытным, поэтому вряд ли мог сделать лучше.

В какой-то степени отсутствие техники и опыта не имело никакого значения, потому что в вашей музыке и так была агрессия и мощь. Согласны?

Зандманн: На мой взгляд, агрессия и напор компенсируют отсутствие техники и умения. Нужно слушать альбом целиком, а не каждого отдельно взятого музыканта. Пластинка получилась очень мощной.

Ширмер: Конечно, всё дело было в агрессии и энергии, но на репетиции Майк постоянно спорил и конфликтовал с Томми, потому что не был доволен его игрой. Ведь в какой-то момент Томми потом сказал: «Ребята, моя игра – это не уровень Destruction», и через год, в 1986, покинул группу. Думаю, умение всё же имело значение, потому что Майк уже состоялся как гитарист. Он был классным гитаристом. Но мне кажется, что особенной пластинка получилась благодаря неопытности. Иногда опыт не имел значения; это дело наживное – важно было, что в игре чувствовалась страсть и эмоции, чего на ‘Infernal Overkill’, безусловно, в избытке.

Материал и перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук

---

Dimon