Metallica’s Black Album: Большое интервью для “So What!” [Часть 1]

Один из величайших альбомов в истории

Ну, сами-то они, конечно, не любят так говорить. На самом деле, они не любят признавать этот факт. Но со своими 15 миллионами копий, проданными только в Северной Америке, выпущенный в 1991 году “Black Album” (именно под таким названием он и известен, хотя техническое название было “Metallica”) несомненно является одним из величайших рок-альбомов всех времен. В то время мэйнстрим только ещё разнюхивал для себя тему Metallica, а самые отчаянные поклонники были восторге после релиза “….And Justice For All”, а, в особенности, композиции “One”. Но как только благодаря “MTV”, “Enter Sandman” достиг сознания многомиллионной аудитории, имя Metallica стала таким же известным в обычной семье, как название кетчупа “Heinz”. Часто можно встретить слово «феноменальный», но здесь оно абсолютно уместно. “Black Album” действительно феноменален, и он послужил очевидным знаком того, что Metallica будет признана выдающейся группой своей эры, что она станет отражением культурного духа времени и выйдет за рамки группы одного поколения.

Когда я вспоминаю период с 1990 по 1993 годы, все это похоже на долгий, густой туман. Только догадываться могу, что думают Ларс, Джеймс и Кирк, когда думают о тех временах. У Роба тоже есть своё видение, но оно скорее ближе к нашему: мы стали свидетелями какого-то всеобщего невероятного безумия. Вероятно самая яркая картинка из того времени (естественно, помимо кожаных курток и стадионов, Jagermeister’a и ночных безумий, бессонных тусовок и постоянных аншлагов, сцен вакханалии и разгула в духе фильмов Пола Томаса Андерсена, добавим сюда же любовь, ненависть и столкновения безразмерных эго) – поездка с Ларсом по 99-ому шоссе. Альбом был записан и смикширован. Ларс решил проверить, как он звучит в дороге, так мы и сделали. Мы гоняли дня 3-4 в районе Йосемитского парка, озера Моно и Долины Смерти, слушали альбом вновь и вновь, вывернув громкость до упора. Мы пролетали через маленькие городки в пустыне с такой скоростью, что однажды за нами погнался местный шериф. Он готов был уже утащить нас в участок. Он сообщил, что мы пролетели мимо машины его босса в клубах пыли, и тот уже разослал всем постам ориентировку на нас. Шериф поинтересовался причиной того, что мы гоняем со скоростью 120 миль/ч. А Ларс просто сказал ему правду. О том, что он недавно закончил новый альбом. О том, что то была его новая машина. О том, что какое-то время он будет в туре (уверен, он уже тогда представлял, сколько времени проведет в туре). И том, что он хотел проверить двигатель на какой-нибудь тихой трассе, а заодно послушать новый альбом. Все закончилось тем, что ему выписали квитанцию о превышении допустимых 70 миль/ч на 55 миль, а также дали отеческое наставление о том, что тура не будет, если он будет гонять с такой скоростью.

Еще одно яркое событие (а именно воспоминание об одном дне в период записи, проведенном с Джеймсом в Лос-Анджелесе, когда у него было не самое лучшее время, и он решил приобрести электро-шокер!) произошло еще до того, как хотя бы нота была записана или идея обговорена. Мы были где-то с Ларсом, когда вышел “Dr. Feelgood” Motley Crue. Мы сразу же занырнули в первые 30-45 секунд ураганных гитар, и у нас буквально крыши снесло от его тяжести, широты и мощи. Именно поэтому, когда мы собрались все вместе за обеденным столом в “HQ”,чтобы обсудить “Black Album”, я понял, что лучшего начала интервью, чем прослушивание тех самых 30-45 секунд, просто не придумать. Мне кажется, они стали одним из первых ростков будущего альбома. За столом послышался смех, а Ларс пошутил, что «теперь мир узнает весь секрет». На самом-то деле, все больше объясняется личностью продюсера, некоего мистера Боба Рока, чем последовательностью нот.И как в дальнейшем подтверждает история, этот момент стал ключевым в карьере команды. Ну а едва мы начали беседу, она стала одним из лучших круглых столов за многие годы, насколько я могу припомнить. Если вообще “Black Album” обсуждался когда-либо так подробно. Итак…

Стеффан Чирази: Ну так что? Именно с этого риффа все и началось? (”Dr. Feelgood” Motley Crue)

Джеймс Хэтфилд: Нет, не с гитарного риффа, а с ударных. Ларс все время косит под Motley Crue.

Ларс Ульрих: Ну что вы все пятеро на меня уставились? Пора исповедаться? (смеется) Пора рассказать правду?

Стеффан Чирази: Я думаю, это было бы интересно…

Ларс Ульрих: Знаешь, при словах «это всё и началось» память возвращает меня в одну из ночей в конце тура “…And Justice For All”. Я даже не помню точно, в каком городе это было, виноват! Но это случилось где-то в последнем месяце тура. Я точно помню, что мы сидели вчетвером в раздевалке после концерта, болтали о живом исполнении песен с альбома, о том, что едва все не обосрали. Короче, вспоминали все эти длиннющие песни. Каждый вечер, что мы спускались со сцены, звучало что-то типа «ты облажался здесь», «а ты - здесь», «а ты вообще целый кусок забыл». В общем, все это пробирало до мозга костей и застревало в голове. И мы заговорили о том, что в следующий раз стоило бы написать песни покороче, потому что их будет легче исполнять вживую. И что в тот раз с “…And Justice For All” был явный перебор.

Стеффан Чирази: Ты имеешь в виду в плане различных частей и переходов и типа того?

Ларс Ульрих: Идея напихать кучу разнообразного дерьма в песни, ну то есть смены ритма, казалась такой забавной. Но зато, когда мы оказались на сцене, стал получаться некий бардак. Это был наш первый тур с собственной ареной, первый тур по новым местам, ну и типа того. И я вспоминаю, как при исполнении песен с “Justice”, например, “Eye Of The Beholder”, ну и других вещей, чувствовалось полное отличие от исполнения тех, более простых вещей, в плане обратной реакции от слушателей. К тому же мы выступали перед бОльшими аудиториями.

Роберт Трухильо: Что же побудило к созданию “…Justice” и такого стиля вообще? Даже я хотел бы знать!

Джеймс Хэтфилд: (смеется) Эй, мы вообще-то сели о “Black Album” поговорить. Хорош!

Ларс Ульрих: Он же спрашивал, где всё это началось. Я отвечу. В Торонто, зале Канадской Национальной Выставки, мы там выступали с Aerosmith. Помните, мы сыграли 2 или 3 совместных концерта с Aerosmith?

Кирк Хэммет: На открытой площадке.

Ларс Ульрих: Да, на открытой. Как раз незадолго до начала записи. Мне кажется, там были Aerosmith, Metallica и ещё какая-то команда. Помните, был концерт в Торонто и ещё один в Штатах, на который не смог попасть Флемминг Расмуссен (Flemming Rasmussen), потому что не смог получить визу или что-то вроде того.

Джеймс Хэтфилд: Тед Наджент (Ted Nugent) был с нами на американском шоу. Точно помню.

Ларс Ульрих: Уверен?

Джеймс Хэтфилд: Да, а концерт был где-то в районе Озёр. Там я и познакомился со Стивеном Тайлером (Steven Tyler).

Ларс Ульрих: Ну, неважно, может, я и не помню. Там были ты, я и Клифф Бёрнштейн (Cliff Burnstein)? Ты, я и Клифф прошли под сцену в зале “КНВ”? Точно помню, как мы сидели под сценой с Клиффом, и это было как «программная речь». Что-то типа: «пришла пора писать песни покороче». Я помню, он ещё говорил о Misfits, коротких песнях и так далее. Короче, суть была именно такая. Ну а затем мы отправились на север Калифорнии и начали писать более короткие песни. Все началось с “Sanndman’a”. Это было первая вещь из альбома. Мы взяли буквально всего один рифф “Sandman’a” и написали на этой основе целую песню, потому что интро, куплет, переход получились из последовательности нот (ну или как там это называется) главного риффа. Короче, это была песня одного риффа. Вот так всё и началось. Это стало эталоном. Мне кажется, что альбом “…Feelgood” Боба Рока (Bob Rock) вышел позже.

Стеффан Чирази: Но я думаю, что тот появился в 1989?

Ларс Ульрих: Ок, ладно, черт с ним. Но тема с Бобом Роком возникла позже. Это произошло в тот момент, когда мы задумались о продюсере. Мне кажется, именно Клифф сказал, что, пожалуй, нам пора записать альбом, который зазвучит «мощнее». И вот тогда, я думаю, мы заговорили о Бобе Роке.

Стеффан Чирази: Я помню, в какой восторг ты пришел от густоты звука гитар (на “Dr. Feelgood”).

Ларс Ульрих: Конечно, абсолютно! Только думаю, что это пришло, когда мы уже ушли с головой в написание песен. А ведь ещё был TheCult группы Sonic Temple.

Стеффан Чирази: Да, точно…

Кирк Хэммет: О, да!

Ларс Ульрих: Мы узнали о Cult многое тем летом в течение тура “Justice”. Мы остановились в Ванкувере на 3 дня, помните? Тогда Aerosmith и Motley Crue записывались в двух помещениях “Little Mountain Studios”. И тогда Стивен Тайлер и парни из Motley Crue пришли на наш первый совместный концерт с Cult. Вот так и получилось, разговоры о Бобе Роке и Брюсе Фейрберне и магии той студии и тому подобное..

Стеффан Чирази: Вы ощущали дискомфорт, когда понимали, что с одной стороны вы хотели работать с продюсером вроде Боба Рока, который работал с Motley Crue и Aerosmith, который записывал Bon Jovi, но с другой стороны вы же Metallica, вы записали “…And Justice For All”, вы же «очень тяжелые и бескомпромиссные»? Не было каких-либо сомнений по этому поводу?

Джеймс Хэтфилд: Не думаю. Мы были осторожны. Мы оберегали суть Metallica, конечно, и всегда бережём, но мы знали… Именно туда мы и хотели двигаться. И нам нужна была помощь. Нам нужно было немного поддержки. Мы хотели, чтобы саунд был мощнее, гуще. (С “Justice”) мы были точнее, изящнее, уже, но песни были безумными. Типа что-то вроде того: «ну что вам ещё продемонстрировать, как вас ещё удивить?» Но затем мы поняли, что вживую это было классно, но мы не получали взаимодействия с залом, о чём Ларс и говорил раньше. Мы не получали той реакции и взаимосвязи со слушателями, какой хотелось бы. Воплей «хей, хей» и типа того. Поэтому мы понимали, что нам нужен кто-то, кто добавит нам нового звучания и мощи в нашей музыке.

Кирк Хэммет: К тому же не забывай, какое время было, конец 80-х. Я думаю, что в то время подсознательно существовало ощущение того, что основной упор должен быть на «технику исполнения». То была эра супер-техничных гитаристов. Было очень много всяких «Ингви» и «Джо Сатриани», гитарные альбомы записывались кучами, существовала тьма технически искусных групп, да ещё всяких хэйр-металлических команд. Ну и мы, наверное, подсознательно хотели продемонстрировать свои умения и навыки.

Ларс Ульрих: И в особенности это касалось “…And Justice For All”. Во многом это происходило от неуверенности в наших способностях. Вот, чтобы избавиться от этой неуверенности, мы всё это и делали.

Кирк Хэммет: Да, и вообще, я думаю, что “Black Album” стал как бы следствием “…And Justice For All”. А в результате его звук, само написание, ну в смысле, сложные аранжировки, ну то есть “Black Album” стал очевидным…

Джеймс Хэтфилд: Янь!

Кирк Хэммет: Да! Как при опыте с коленом и молоточком невропатолога, реакция на то, что мы делали раньше.

Ларс Ульрих: Кроме того, я думаю, что это стало саундом группы, которая начала себя чувствовать достаточно уверенно и спокойно, чтобы внести такие изменения. Я думаю, в определенной степени ты, вероятно, можешь поспорить с тем, что это стало результатом практически девяти месяцев, проведенных в концертах на площадках и аренах. Мы начали в ноябре 88-го, и тур длился до сентября 89-го с выступлениями практически только перед американской аудиторией. И на протяжении тура аудитория росла практически с каждым выступлением, понимаешь, о чем я? Мы регулярно выступали по 2 ночи подряд в Сиэттле, по 3 ночи в Ирвине, Лонг Бич. Мы стали выступать на арене, одни, без разогрева….

Кирк Хэммет: Удивление.

Ларс Ульрих: Удивление и, мне кажется, неверие. Ну и что-то еще вроде того: «мы уже столько сделали, при таком материале больше уже и не сделаешь». Куда двигаться дальше после “Dyer’s Eve”? Я серьезно.Ну куда дальше двигать после “Dyer’s Eve”?

Кирк Хэммет: Спать.

Джеймс Хэтфилд: В больницу.

Ларс Ульрих: Я хочу сказать, что если подумать ведь “Dyer’s Eve” – последняя песня того периода. Дальше двигаться некуда. Единственное логическое продолжение – это “Enter Sandman”.

Вторая часть

Перевод: Дмитрий “Димыч” Носков
Сканирование: Петя Плинер

---

Dimon