Мне нужно избавиться от гитары, которую я нашёл. Хоррор-рассказ Кирка Хэмметта. Часть 2

В конце октября выходила новость о публикации гитаристом Metallica Кирком Хэмметтом (Kirk Hammett) рассказа на хоррор-тематику “Мне нужно избавиться от гитары, которую я нашёл”. Далее читаем первую его часть в переводе на русский! Продолжение следует.

Чикаго Баунд.

Единственное, что хорошо - я могу отстранённо относиться к воспоминаниям. Я не совсем их контролирую, но они хотя бы не приходят сами по себе. Детство, в основном, не помню. События, связанные с группой, всегда в центре внимания. Что самое странное - то, что происходило в последние дни, где-то посередине. Настырные и мутные воспоминания. Я помню, как мы обедали с Октавией в Мемфисе, но не помню, что происходило в тот день потом.

Я, знаю, что должен.

Но, наверное, не хочу.

******

Если бы не зелёная неоновая табличка “Открыто” на окне, я бы подумал, что бар закрыт. Пыльная красно-голубая вывеска Bailey’s Burgers, и грязная белая стена. Краска местами осыпалась, окна потрескались, дыры от пуль прямо над ручкой двери.

“Вы уверены, что хотите именно сюда?” - спросил я.

“Погоди, увидишь”, - сказала Октавия.

В баре было сумрачно, кондиционер сломан. Пять столиков и четыре кабинки у задней стены. В двух из них никого не было. Мы решили сесть подальше от барной стойки, лицом к двери. Бармен подошёл к нам и поприветствовал кивком головы.

“Чего желаете?” - спросил он.

Мы хотели бургеры. Сочные жирные бургеры с маринадом. И две холоднейшие пинты с двумя шотами непонятного виски, который налил бармен. “За счёт заведения”, - подмигнул он нам.

Музыкальный ящик был сломан и играл только Элвиса, но нам было всё равно.

“Что Вы думаете о Перекрёстках?” - спросил я Октавию.

Она отложила бургер: “Мне было классно их увидеть, но они пустые какие-то”.

“Точно, - согласился я, - Я думал, что будет что-то особенное, но ничего подобного. Обычное место. Я имею ввиду, что, пока мы едем, то найдём свои Перекрёстки, чтобы душу дьяволу продать”.

“Хорошая точка зрения, - Октавия замерла на секунду, - Собираешься продать свою душу?”

Я начал было смеяться, но Октавия смущала меня, так что я замолчал.

“Вы правда хотите знать?”- спросил я.

Она кивнула.

“А, нет. Не сейчас. Честно говоря, было место, где я мог бы это сделать, но сейчас я предпочитаю сохранить свою душу при себе”.

Октавия улыбнулась. Она вытащила счёт из кармана и положила на барную стойку. Когда бармен забирал счёт, она нацарапала что-то на салфетке.

“Если передумаешь, дай мне знать”, - сказала она, подмигнула и протянула мне салфетку. Там было её имя и номер телефона.

“Вы хотите мою душу? - засмеялся я, - Поездки в Мемфис мало?”

“Нет, Мемфис крут. Но всегда хочется попросить о большем, правда?”

Мы смеялись вместе, но что-то в ней напрягало. Она говорила серьёзно… Или нет?

Я подумал, что надо спросить, хочет ли она в Миннеаполис, но передумал. Я не искал отношений, и мне особо не нужна была компания.

Случайная встреча, новая история - с меня хватит. “Ладно, я сохранил свою душу. Какие у Вас планы?”

“Может, поговорим о твоей гитаре?”

“Моей гитаре? Маленькой гитаре на заднем сидении шевроле?” - спросил я, удивившись, что она заметила.

“Ты же на ней не играл ещё? Или играл?”

“Ну, не совсем. Я играл на ней в момент приобретения. Это прозвучит странно, но она стоила мне одной песни”.

Октавия отошла к барной стойке и села: “Вот дерьмо”.

“Что не так?” - спросил я смущённо, не понимая, почему мне так тревожно на душе.

“Пошли в кабинку”.

Мы сели друг напротив друга, и у нас были секреты. Её волосы сливались с красной обшивкой сидений, которые всё время скрипели, пока мы шевелились.

“Это прозвучит странно, но послушай”.

Я молча кивнул.

Октавия продолжала: ” Я искала тебя в мотеле, или искала гитару. Я поняла, что она у тебя, как только увидела тебя. Это уникальный и особый предмет. Этот инструмент окружён энергией, и она даёт о себе знать. Я надеялась, что ты на ней ещё не играл, но я должна была знать! Ты же музыкант, в конце концов, вряд ли ты её не попробовал”.

Она была права. Становилось всё интереснее.

“Так что, у меня волшебная гитара?” - спросил я с сомнением.

Октавия махнула рукой: “Не волшебная, а проклятая”.

Я понял, что она видит моё недоверие: “Каким образом она проклята?”

“Гитара связана с тобой сейчас. Если ты сумеешь её сохранить, и не будешь на ней много играть, то с тобой будет всё в порядке. Может быть”, - сказала Октавия, - “Есть другие, которым она нужна. Они не смогут забрать её у тебя, но тебя попробуют убедить отдать гитару. Если ты поддашься, то проклятие останется на тебе. Единственный способ избавиться от гитары сейчас - отдать её искренне и по своей воле. Но это трудно, вне зависимости от того, кто её попросит”, - её интонация изменилась к концу фразы.

“Вам она нужна?” - спросил я.

“О, да. Давно нужна. Но я могу подождать. Ты ещё не готов отдать её мне”.

“Так что мне делать с проклятой гитарой?” - поинтересовался я.

“Честно говоря, это зависит от твоих мотивов. Ты можешь многое сделать, но цена может быть высока. Главное, что тебе нужно знать, и о чём беспокоиться - это то, чего хочет гитара. Она захочет, чтобы ты на ней играл. Она захочет почувствовать твою энергию. Когда ты будешь на ней играть, оставайся один. Не играй на ней перед народом, особенно, на сцене”.

“Ладно, Вы говорите, что гитара хочет, чтобы я на ней играл”, - у меня заболела голова и я тусовался с сумасшедшей женщиной.

Я начал думать, что не так уж просто избавиться от этого безумия: “Эй, это связано с Перекрёстками? Или Вы просто хотите обмануть доверчивого музыканта, который едет по Хайвэй 61? Чего Вы хотите? Внимания? Интрижку? Денег?”

Октавия вздохнула, было ясно, что я не верю её словам. Но она не сдавалась. Ей было, что рассказать, и она повышала ставку.

“Слушай, я знаю, что это попахивает безумием. И да, это связано с Перекрёстками. Но не так, как ты думаешь. Ты взял гитару в церкви”…

Я замер.

“Как Вы узнали?” - прервал её я.

Она проигнорировала мой вопрос: “Подумай об этом. Перекрёстки. Не пересечение двух дорог, а конец дороги, там где она упирается в другую. Вот почему мы не могли её найти. Её спрятали под тенью креста, пока ты не забрал её из церкви”.

Я порывался встать и уйти, забыть всё это и оставить Октавию и её безумную историю, как тут входная дверь распахнулась.

Предвечерний свет разлился за фигурой. Из двери пошла волна тепла и пыли. По улице ехал трамвай, я слышал звон переездного сигнала, и ритмичный гул машин. Интересный саундтрек к появлению этого человека.

Второй интересной вещью были его волосы, которые я поначалу не заметил. Ярко голубые, густые и вьющиеся, подстриженные в форме помпадур. Он кивнул бармену и, кажется, не замечал нас, пока шёл по бару. Он сел за стойку, спиной к нам, но смотрел на нас в большое зеркало за полками с бутылками. Не слишком внимательно, просто временами смотрел в нашу сторону.

Бармен поставил перед ним бутылку и стакан, и мужчина что-то пробормотал. Бармен улыбнулся краем рта и пошёл к нашей кабинке с двумя шотами виски, наполненными до краёв. Он сделал жест в сторону бара.

“От вашего друга. Он приносит свои соболезнования”.

“Вот дерьмо!” - снова сказала Октавия, и подняла свои очки в алкогольном приветствии. Я сделал то же самое, с интересом глядя на неё.

“Вы его знаете?”- спросил я.

Я бы сказал, что она хотела бы всё отрицать, так же, как в случае с зелёным Доджем на шоссе, но, тем не менее: “Да”.

Она встала, положила руку мне на плечо: “Но я не хотела бы его знать. Оставайся здесь, хорошо?”

Я кивнул, но был настороже, мало ли что? Если бы что-то случилось, я был бы готов.

Но я не был готов к тому, что произошло.

Они танцевали.

В золотистом полумраке почти пустого бара, мужина с голубыми волосами и красноволосая женщина медленно танцевали под “Always on my mind” Элвиса.

Их движения были уверенными, они танцевали по всему бару, совершенно не беспокоясь ни о чём. Я уловил запах её лаванды и его виски. Увидел, как его рука гладит её спину. Обнажая белую, словно лунный свет, кожу, и что-то тёмное. Может быть, татуировка?

Они бы танцевали целую вечность вместе. Песня продолжалась три с половиной минуты, но эти минуты были похожи на сутки. Они остановились в центре бара, посмотрели друг на друга, в паузе между песнями, а потом развернулись ко мне.

Мужчина с голубыми волосами подмигнул, и разбил шот на столе передо мной.

Я подпрыгнул: “Вот дерьмо!”

Бармен подошёл с тряпочкой и извинениями. Я смотрел на мужчину на танцполе, а он пожимал плечами и улыбался. Мурашки побежали по моим рукам, плечам и спине. Октавия подошла ко мне и взяла меня за руки.

“Почему Вы такая холодная?” - мне казалось, что я трогаю лёд.

“Я просто холоднокровная, - подмигнула она и посмотрела на мужчину с голубыми волосами, - Но нам нужно ехать. Подвезёшь меня немного дальше?”

Я кивнул. У меня было чувство, что дальше оставаться в баре нельзя. Она быстро вытащила меня наружу. Напитки остались недопитыми, мы не сказали ни слова бармену, а мужчина с голубыми волосами молча смотрел, как мы уходим.

“Кто это был?” -спросил я.

“Поехали, я расскажу”, - ответила она.

Когда мы ехали, она заговорила: “Ты же останешься здесь на ночь?”

“Да”.

“Поехали тогда в твою квартиру”.

Я посмотрел на неё искоса: “Так себе идея”. Всё становилось страннее и страннее.

Она засмеялась: “Ладно, я поняла. Ты думаешь, что мой коллега и я издеваемся над тобой, правда? Поехали к тебе, я сделаю тебе массаж”.

Я пожал плечами: “Ладно”.

“Единственная вещь, которая нам нужна, на заднем сидении у тебя. К счастью, я рядом с тобой. Ты мне нравишься, Уиллз, я на твоей стороне”.

Я подозрительно посмотрел на неё: “Сейчас?”

Она прошептала: “Сейчас”.

“Кто же это был?” - снова спросил я .

“Корсо”.

“Это мне ничего не говорит”, - я внимательно помотрел на неё, а она засмеялась.

“Хватит с тебя и этого”…

******

Я помню, как мы приехали в Крисент Инн, дешёвый маленький мотель, примерно в миле от границ Мемфиса. Рухнуть в кровать, а утром ехать в Сент-Луис. Четыре часа езды, но я не спешил, и потому Миннеаполис не раньше 5 октября.

Я сел на диван, она стояла у окна, словно высматривая что-то, или кого-то.

Я держал гитару в руках: приятный вес, прочная конструкция. Не верилось, что на ней проклятие.

“Ладно, если Вы знаете так много, расскажите мне ещё об этой проклятой волшебной гитаре”.

Она заговорила, по-прежнему глядя в окно, шторы приглушали её голос: “В этом мире тварей мы все связаны определёнными правилами. Некоторые из них вообще не касаются тебя в твоей реальности, но нарушать их нельзя. Гитара, которую ты хранишь - это мистический артефакт, и забрать её просто так у нас нет сил. Её можно отдать добровольно или продать по сходной цене”.

“Так.. Я не могу просто отдать её Вам?” - спросил я.

“Ты можешь попробовать, хотя ты ещё недостаточно силён”, - ответила она.

Я протянул Октавии гитару, она взяла её. Хотя она старалась выглядеть отстранённо, напряжение в руках выдавало её эмоции. Её глаза загорелись желанием, которого раньше там не было, она прерывисто дышала. В её облике сквозило отчаяние.

“Это было просто, правда?” - сказал я.

“Подожди. Может полчаса, может меньше”, - ответила она, стоя у окна лицом ко мне, уставившись на гитару в её руках.

Это заняло всего пятнадцать минут.

Мои пальцы скрючило, и капли пота выступили у меня на лбу, хотя рукам и шее было холодно. Дыхание спёрло, зубы стучали.

Октавия просто наблюдала за мной.

Её взгляд был печален.

Она наблюдала за мной, пока нежно и осторожно держала маленькую гитару. Как будто она была живым существом. У меня во рту образовался металлический привкус.

“Я не могу поверить, что она у тебя”, - прошептала она.

“Вы уже давно её ищете?” - спросил я, стараясь узнать как можно больше, и старался не обращать внимания на напряжение в шее и спине. В последний раз такое было, когда я потерял пачку сигарет. И до этого тоже было, только ещё хуже. Я не хотел к этому возвращаться. Моё сознание сузилось, в мозгу образовался туман.

“О, я её ищу уже давно”, - тихо сказала Октавия. Мягкий голос отражался от инструмента в её руках. Она долго смотрела на гитару, а потом передала её мне. Неожиданно туман рассеялся. “Но сейчас она твоя. Или ты её”.

“Верно”, - я кивнул, по прежнему сомневаясь, верить всему этому или нет. Когда инструмент оказался в моих руках, напряжение ушло. Пальцы расслабились, шея не болела, в голове было ясно.

Я не хотел верить Октавии, но неверие давалось мне всё сложнее и сложнее.

В конце концов, я был уверен, что Октавия не лжёт мне о мужчине с голубыми волосами. В комнате мотеля никого не было, только я и она. “А Вы и этот… Корсо? Я не понимаю. Вам обоим она нужна?”

Я держал гитару в обеих руках. Я положил её, резонаторное отверстие тёмное и тихое, струны туго натянуты. Я вспомнил своё наваждение из прошлой ночи - тень и фигура. Внезапно я почувствовал то же самое ощущение и задрожал. Непонятно, от страха или возбуждения.

Октавия ответила: “Да, нам обоим она нужна. Есть также и другие, но их цели порочны и злобны. Они верят в проклятие. Кому-то всё равно, добро или зло она несёт, - им просто нужна власть”. Она подошла ко мне близко, посмотрела сверху вниз и взяла гитару: “Кто-то просто хочет почувствовать магию”.

Я помню, как её палец зацепил струну нижней Ми и отпустил её. Я помню звук, вибрацию в моём теле. Я помню, как начал задыхаться. Ми звучала у меня в голове. Я чувствовал, что этой Ми нужен аккорд. Что-нибудь гармоничное - поймать настрой.

Что-то напряжённое.

Я уже не совсем воспринимал, как Октавия отошла, чтобы сесть на кровать и тихо смотреть, как мои пальцы двигаются по грифу с ладами, - я пробовал найти связь со звуком в моих мыслях.

Всё было не то. Нужно было понять, как это выразить. Я начал играть неясный аккорд, чтобы вылить напряжение, в гармонии минорного аккорда, а потом вернулся к нижней Ми, которая привела к новой прогрессии. Пальцы словно двигались отдельно от меня. Звук становился громче, чем должен был. Моё сознание начало сужаться вновь.

Дальше я не помню.

******

Я просыпаюсь, мокрый от пота, и смотрю на потолок в пятнах. Хорошо, что не на ковёр. Очень жарко, я не могу понять, я ли это вообще.

Я медленно сажусь, меня трясёт. Голова тяжёлая. Не могу понять, один я, или нет. Я выдавил слабое “Есть тут кто нибудь?”, но никакого ответа нет.

Я пытаюсь встать, ноги не слушаются меня, так что я ползу к спальне. Ближе к окну. Полуденное солнце слепит глаза, когда я отодвигаю штору.

“Блять”, - бормочу я и валюсь на пол, опираясь спиной о стену, уставившись в пустую комнату.

Не совсем пустую, потому то на меня смотрит гитара.

Я знаю, что я ещё в Мемфисе, но не знаю ни времени, ни числа, ни того, что случилось.

Я хочу доползти до кровати и спать несколько дней, и я бы мог так и сделать. Но тут я замечаю кровь. Отпечаток ладони изнутри входной двери, и ещё один на стене у ванной комнаты. Делаю глубокий вдох и осматриваю свои ладони. Тёмная подсохшая кровь.

Я стараюсь всё вспомнить, но голова кружится. У меня начинается паника. Гитара, Октавия, звук, а потом ничего.

И всё же я встаю и, пошатываясь, иду в ванную. Я смотрю на своё отражение в зеркале, но всё вокруг ещё очень мутное. Смываю кровь с рук, паника подступает к горлу.

Окатываю ледяной водой лицо, откидываю волосы назад. Продолжаю смотреть на своё отражение.

И тут я улавливаю движение за моим отражением.

Моё сердце замирает, тело напрягается, я не могу дышать. Тень за мной, она отходит от окна.

“Уиллз”, - тихий мужской голос.

“Крис?” - шепчу я. Имя застревает в горле.

Я оборачиваюсь, а там ничего. Снова смотрю в зеркало - в соседней комнате бледная тень. Почти незаметная. Я вижу стену за ним.

“Кристофер”, - говорю я и снова оборачиваюсь, а фигура пропадает. Входная дверь открывается.

“Кто такой этот Кристофер?”

Это Октавия.

“Что случилось? Где Вы были?” - меня всё ещё трясёт от своего наваждения, но мне нужны ответы.

Она подходит к столику, ставит на него два кофе и садится, указывая на другой стул: ” Садись. Это будет непросто…”

“Там кровь!” - кричу я, и трясущейся рукой указываю на отпечаток ладони на стене за мной.

“Остановись. Успокойся, - приказывает Октавия, направляясь в ванную, - Вот поэтому тебе не нужно играть на гитаре, когда ты не один. Она забирает тебя, высасывает твою энергию. На этот раз, это твоя кровь. Ты погрузился в транс и играл до тех пор, пока руки не закровоточили. Ты приличный гитарист, совсем неплохой. Я понимаю, почему она выбрала тебя. Но сейчас тебе самому предстоит сделать выбор”.

Моё чувство реальности притупилось, и я старался всё понять. Мой голос был резче, чем я того хотел: “Выбор? О каком выборе может идти речь?”

“Или гитара управляет тобой, или ты управляешь ей, - говорит она, - Пока гитара не возьмёт то, что хочет, ты не сможешь расстаться с ней. Когда ты играл на ней в первый раз, она соединилась с тобой. В эту ночь ты соединился с ней. Сейчас гитара знает тебя. Она вкусила твоей крови, и пути назад нет”.

“Ладно, - моя паника растёт, - Чего она, блять, хочет?”

Октавия грустно смотрит на меня: “Не что, а кого. У гитары есть принцип. Шесть струн, шесть душ. Вот прямо так, - она смотрит на гитару, которая стоит у стены, - Сейчас там две души. Тебе нужно найти оставшиеся четыре”.

Я расслышал, что она сказала, но было сложно побороть раздражение и отвращение. “Какова Ваша роль в этом? Почему Вы здесь? Из-за гитары?”

“Нет, - мягко сказала Октавия, подходя к гитаре. Она взяла её и положила на столик между нами, - Мало кто знает, но не все души связаны именно с телом. Это может быть карьера, к примеру. Многие души забрали, но совсем немного можно поместить в инструмент. Здесь всего две”. Она показывает на фигурки, выжженные на корпусе под струнами: “Мне нужна одна из них, Лилиан”.

Я смотрю на неё и соображаю, каким образом то, что она описывает, стало моей судьбой. Октавия подходит к гитаре, указывает на подставку для струн, но ничего не трогает.

Она продолжала: “После того, как наберётся шесть душ, цикл начнётся заново. Лилиан забрали первой, после того, как инструмент отпустил души в мир теней. Если я не смогу вытащить её до окончания цикла, то потеряю её навсегда”.

“Кем она была?”

“Лилиан? Она была… всем. Мы видели, как рушатся империи, поколения сменяют друг друга…” Октавия опустила руку. Она тронула один из силуэтов, вытравленных в гитаре. Её глаза сверкнули и зажглись красным на секунду: “Как горели города”.

Октавия рассказала, как следовала за гитарой до Нэшвилла, потом потеряла след, пока я не “спас” её из церкви. Сейчас гитара хочет наполнить себя обещанными душами, и моё имя в списке.

Я смотрю на гитару и не хочу её трогать, понимая, что это уже неважно. Меня отвлекает телефонный звонок.

“Да?”

“Эй, Уиллз. Это Энни. С тобой всё в порядке?”

“Ээээ…” - вдох, пауза, смотрю на Октавию. Она мне подмигивает и поднимает бровь. Да уж, правда сейчас не прокатит: “Да, всё в порядке. Ты как?”

“В Миннеаполисе проблемы. В клубе произошёл пожар, так что концерта не будет”, - объясняет Энни.

“Правда? Ужасно. Никто не пострадал?” - спросил я.

“Нет, вряд ли. Но сейчас мы хотим ехать в Чикаго. У нас будет пара ночей в отеле, так что я смогу проверить. Хочешь, мы тебя заберём? Где ты?”

“Мемфис, но ладно. Я смогу приехать в Чикаго завтра. Нормально?”- спрашиваю я, глядя на Октавию. Она смотрит на меня в упор.

“Отлично. Мы найдём тебе комнату, так что звони, как приедешь в город. Увидимся!”

“Да, пока”, - я вешаю трубку и рассказываю Октавии, что произошло.

Она улыбается и встаёт: “Похоже, началось. Твоя судьба указывает. Тебе нужно в Чикаго немедленно”.

“Правда? Но я собирался туда только через несколько дней. К чему такая спешка?” - спрашиваю я.

“Терпение - лучшее спасение. У гитары его нет, только страсть. Иди туда, куда она ведёт”, - говорит Октавия.

“Вы со мной? - спрашиваю я, - А этот Мистер Голубые Волосы, Корсо?”

Она смеётся: “Зависит от тебя. Но хочу тебя предупредить, что ты, возможно, в большей безопасности, чем я. И Корсо, мы всё понимаем. Он будет держать дистанцию, но иногда его понятие дистанции нервирует. Что-то вроде - не выпускать их из виду”.

“Я думаю, мы поедем в Айову, остановимся в Дэйвенпорте, как планировали, а потом Чикаго. Вернём там машину и встретимся с группой. Я, правда, не думаю, что это хорошая мысль, если Вы к нам присоединитесь”, - сказал я ей.

“О, ты стесняешься показаться со мной, Уильям?” - хихикнула Октавия. “Боишься моего вида? Да, не переживай. Я же могу держаться незаметно. Я не выпущу из вида ни тебя, ни инструмент”.

Я смотрю на гитару и ускоренно думаю. Надо бы притормозить.

Неожиданно я взбунтовался: “Послушайте. Что, если мы соберёмся играть концерт в Лос-Анджелесе, а гитара захочет в Нью-Йорк? Я же не могу всё бросить и следовать её прихотям?”

“Уиллз, послушай. Это часть проклятия. Ты таким образом сливаешься с ней. Так она забрала Лилиан. Сейчас она повелевает тобой. Тебе придётся играть на ней больше, придётся говорить с ней мыслями и пальцами, и слушать ответ в виде музыки. Вы можете работать вместе. Если ты почувствуешь, что можешь взаимодействовать с ней, она ответит взаимностью”, - объясняет Октавия.

“Октавия, я знаю. Я не уверен в поставленной задаче, и не уверен, что это правильно”, - говорю я.

“Это работает только так, иначе ты полностью попадёшь под её власть. Ты должен показать силу. Ты должен принять её, но не позволяй ей быть сильнее. Такая у тебя Судьба. Думай о ней, как о ментальном паразите, или о зависимости, которую нужно контролировать”.

Этого я и боялся. Только не зависимость. У меня много опыта по этой части. Это про контроль. Было невероятно сложно полностью отказаться от сигарет. Ещё сложнее - отказаться от кое-чего потяжелее.

“Помните, Вы спрашивали о Кристофере?” - спросил я, взяв гитару. Прекрасный вес. Октавия кивнула, рассматривая мои руки.

“Он был участником группы, а также моим другом”, - я даже не заметил, как моя левая рука начала ощупывать гриф. Пальцы трогали лады, но не играли ничего. “Он был моим лучшим другом, и я его видел тут, в комнате”.

Октавия наклонилась вперёд и мягко проговорила: “Но его не было. Насколько я могу знать. Он же умер, так?”

“Да, пару лет назад, - мои слова наполнились горечью, - У нас была история. Не всегда хорошая. Мы чего только вместе не делали, - я вздохнул, готовый вывалить всё, - Много наркотиков. Это убило его, а я должен был его остановить. А сейчас эта штука, и, да, я нервничаю. Может быть, боюсь. Я не знаю”.

“Ты боишься зависимости, а не предмета зависимости”.

Я кивнул и держал гитару перед собой, как жертву: “Не то, чтобы я не мог удержать контроль. Мне нравится ощущение контроля”.

“В таком случае, нам нужно начать работать с этим, правда? Контроль - это всё, что тебе нужно”.

******

Никаких происшествий от Мемфиса до Дэйвенпорта. Разве что, я попробовал выяснить у Октавии, кто такой Корсо: “Расскажите мне про вашего мужчину с голубыми волосами”.

“Демон”, - сказала Октавия, в итоге.

“Что?” - воскликнул я, едва не съехав с дороги.

“Корсо. Пусть будет “демон с голубыми волосами”. Хотя, подозреваю, что вся классификация демонов несколько субъективна. Он жулик и озорник, хотя демонические элементы в нём точно присутствуют”.

Я не мог ей поверить. Значит, еду я такой по Шоссе 61, вместе с проклятой гитарой, и разговариваю со странной женщиной о демонах - озорниках. Кристофер был бы на седьмом небе от счастья. Я покосился на Октавию: “А Вы? Давайте, я сам догадаюсь… тоже демоница?”

Это было так адски странно, что либо я смиряюсь, либо схожу с ума. Снова. Я не готов сходить с ума ни сейчас, ни потом.

“Типа того, - выпалила она, а потом замялась, - Я думаю, что уже не практикую. Не чувствую вовлечённости, если по вашему. Я была из линии Суккубов”.

Мне стало жарко, и я знаю, что покраснел: “Правда?”

“Да, но я не та, какой была прежде. Когда я встретила Лилиан, всё поменялось. Я поняла, что такое гнев, и решила не поддерживать отношения. Во всех нас есть что-то большее. Мне просто нужно её вернуть”. Октавия замолчала и отстранилась.

Мы доехали до мотеля в Дэйвенпорте, и тут я увидел кое-что знакомое. Оливковый Додж.

“Посмотрите, - показал я на него. Автомобиль стоял на парковке мотеля, - Догадываюсь, что это не совпадение”.

“Наверное, нет”.

“Вы же говорили, что не знаете, кто это”.

“Я не знаю его, но у меня есть догадки, и я слышала истории о нём”, - призналась она, - Намного хуже Корсо. Его зовут Маэль, и он не тратит время зря. Думаю, ему нужна гитара”.

“И он опасен?”- спросил я.

“Если кобры опасны, то да”.

Я достал ключ от комнаты. Мы прошли через парковку. Додж Дарт пуст, и никого вокруг нет. Я открыл железные ворота, которые вели на местами треснувшую голубую лестницу на второй этаж с грязной белой плиткой на полу. Настолько похоже на другие мотели, что я даже не помню деталей. Мотель 6 без 6. Холидэй Инн, и ничего праздничного. Дни, похожие один на другой.

Дверь окрашена в такой же цвет, что и лестница: небесно-голубой, выцветший от солнца. Она покрыта трещинами и полиняла. Дверь открылась сразу же, как я нажал на неё ключом. Не заперто. Октавия берёт меня за плечо. Что-то не так. Вообще не так.

Я приложил палец к губам и прислонил голову к двери, слушая, что внутри. Ничего. Я толкаю дверь, она открывается. В комнате пусто. Кровать заправлена, бежевый палас, свет снаружи еле пробивается, кругом пыль и запах плесени. Восковой плющ странной формы и старые журналы на кофейном столике, который явно купили на барахолке. Жёлтый линолеум, с трещинами в кухонном уголке.

Мы сделали несколько шагов и заметили, что очень холодно. Не должно быть так холодно в этом месте . Я тихо спросил: “Есть тут кто-нибудь?”, и волосы на руках встали дыбом от звенящей тишины вокруг. Запах стал сильнее.

Октавия прошла через комнату, остановилась у маленького холодильника и осмотрелась. Она вытянула голову вперёд и принюхалась. Я пошёл к ванной и открыл дверь.

Ему было примерно двадцать с небольшим. Одет, скорее всего, в униформу официанта. Чёрные слаксы, белая классическая рубашка, тонкий чёрный галстук. Он лежал на полу ванной: ноги прямо, руки перекрещены на груди. Голова неуклюже завалилась в сторону, глаз нет.

Меня чуть не вырвало. “Октавия!” - закричал я в ужасе.

Она подошла сзади: “Это он. Он был здесь. Никого не зови, я сейчас вернусь”. И она ушла, оставив меня с грёбаным трупом. Прекрасно. Его кожа уже стала серой, и я увидел, что крови нет. Как будто кто-то выклевал его глаза, словно стервятник, как только он умер. Потом я заметил мух.

Они чёрными точками летали кругом по комнате. Некоторые из них приземлились на голове трупа. Они ползали вокруг закрытого высохшего рта. Они ползли по лбу к чёрным волосам, прилизанным гелем. Они ползали по его пустым глазницам…

Я побежал к раковине и хотел вытащить из под неё мусорное ведро, но там ничего не было, кроме высохшей рвоты. Меня трясёт, голова тяжёлая, я облокотился спиной на стойку.

“Ну, здравствуй, Уильям”, - голос из гостиной.

Я встал, меня всё ещё трясло. Он сидел посередине дивана. Скрещенные ноги вытянуты вперёд, руки расслабленно раскинуты по спинке дивана. Он был на вид старше меня, но сложно сказать, насколько. У него длинная косая седая чёлка и странные серебристо-синие глаза. На нём стильная тёмно-синяя двойка, чёрная классическая рубашка и кожаные оксфорды бургундского цвета.

Он помахал мне рукой и показал на стул рядышком. “Садись, пожалуйста”.

Я сел и весь напрягся. Я тут же сообразил, кто это: “Вы Маэль”.

“Да, это я”, - улыбнулся он одним ртом. Его глаза неподвижно смотрели прямо на меня. “Раз уж мы представились, давай перейдём сразу к делу. Тебе нужно отдать гитару мне. Я могу подождать, пока она разделается с тобой, но знай, что она моя, на самом деле. А не Октавии, - он выплюнул её имя с отвращением, - и точно не этого Корсо”.

В мгновение ока он пододвинулся к краю дивана и наклонился ко мне: “Ты меня понимаешь?”

Я, наверное, кивнул, но со страху не помню. Потом запах вновь ударил мне в нос: “Что это за труп?”

Маэль снова безжизненно улыбнулся: “Какая разница? Тут была столовка недалеко, я взял пожрать. Не самое вкусное, ну да ничего. Давай вернёмся к гитаре”.

Он вытянул руку и неожиданно гитара оказалась в ней. Он откинулся назад, покачивая её: ” Ты уже слышал её? Или ты просто играл на ней?”
Он медленно пробежался по струнам, потом нажал аккорд Dsus2. Мне вдруг стало пронзительно грустно от него.

Маэль поднял взгляд на меня: “А, чую, ты на ней просто играл. Тогда я дам тебе её послушать”.

Он начал двигать пальцами, выдавая серии нот и аккордов. Я не разбирал, что конкретно он играет, но слышал. И чувствовал. Древняя мелодия, в ней звучала угроза.

Его левая рука выдала глиссандо. Звук струн был не металлическим, а больше напоминал стук костей. Пальцы Маэля скользили повсюду, иногда его игра напоминала банджо, а потом становилась медленной и печальной.

Мне стало неуютно, что-то из живота поднималось к горлу. Я не мог пошевелиться и замер, слушая его.

Моё сознание помутилось, потом я услышал топот. Он был в моём сердце, бился внутри, становясь всё сильнее, словно пронзая всю мою душу. Потом я сообразил, что Маэль просто отбивает ритм ногой. Когда он играл быстрее, моё сердце билось быстрее. Ритм шёл через мелодию, мелодия - через аккорды, аккорды - через меня. Словно марш внутри глубокой пещеры.

Гитара издавала звуки, которые я прежде никогда не слышал. Ноты резали и извивались, тянулись и били. Они, казалось, искали всё новые и новые способы выражения. Я утратил связь с реальностью. Маэль улыбался всё шире, его глаза всё холоднее, ритм ускорялся, и моё сердце тоже.

“Прекрати!” - Октавия стояла в дверном проёме, глаза горят, волосы развеваются, как от ветра.

Музыка прекратилась, я сполз со стула, тело холодное и мокрое от пота, пульс возвратился в норму. Маэль встал перед Октавией и положил гитару на пол.

“Она моя”, - процедил он сквозь зубы.

Октавия настаивала на своём: “Сейчас она его. Пшёл вон, демон”.

Тёмная вспышка, как будто тень взорвалась, и Октавия осталась одна. “Он ушёл”. Она протянула мне руку, чтобы помочь встать.

Я указал в сторону трупа: “Что с ним делать?”

“Это было предупреждение. Он не может забрать гитару, но он может повлиять на тебя, чтобы заставить отдать её. Такой исход для тебя был бы очень плох”.

“Что насчёт тела? - я указал на труп и снова задрожал, - Мы же не можем просто оставить его здесь! Нужно позвать кого-нибудь, чтобы выяснить, кто это”.

Октавия пошла к ванной: “Оставайся здесь, я это улажу”.

“Что Вы имеете ввиду?”

“Я имею ввиду, что ты, - она ткнула в меня пальцем, - остаёшься здесь”. Она кивнула в сторону дивана. Я покорно сел.

Десять, а может и пятнадцать минут спустя она вернулась: “Всё улажено, если кто его и будет искать, всё равно не найдёт”.

“Что Вы сделали?”

“Какая разница? Скажем так, эта мёртвая плоть - не проблема для нас”.

******

Не знаю, как Октавия, но я не мог уснуть всю ночь. Хорошо, что утром она была за рулём, так что, спустя три часа, мы прибыли в Чикаго. Она ушла в месте аренды машины. Пока она занималась своими делами, я встретился со своей группой.

Долго ждать не пришлось.

Я услышал звук мотора Данте, до того, как она вывернула из-за угла. Энни была за рулём. Я был совершенно измождён. К сожалению, это долго не продлилось.

Я решил хотя бы пару часов ни о чём не думать. Энни смотрела на меня, зная, о чём я думаю, и улыбалась: “Точно. Кофе…”

Она привезла нас в кафе на углу, где мы заказали кофе и расположились в кабинке. Мы были расстроены инцидентом в Миннеаполисе, но ужасно рады, что можем играть снова.

Глаза Энни сузились, когда она села напротив. Я знаю, она хотела бы выяснить, что со мной происходит. Она точно знала, что со мной не всё в порядке. Я просто улыбался ей и смотрел внимательно в свою чашку, словно пытался гадать на кофейной гуще. Но я не мог забыть об Октавии. Я не знал, кто она, но знал, что она близко. Я также знал, что не могу представить её остальным участникам группы.

Рано или поздно, мне придётся объяснится с участниками группы. Если всё будет продолжаться, как последние двадцать четыре часа, им было бы безопаснее без меня. У нас четыре концерта впереди, а потом я бы хотел уйти.

Думаю, что всё зависит от гитары. И Октавии.

Я не мог об этом рассказать Френсису и Энни. Не сейчас. Может быть, никогда. Я не имел привычки хранить от них секреты, но сейчас у меня было, по меньшей мере, два. Это немного беспокоило меня.

Но, гитара.

Я в тот момент о ней не думал, разве что краем мысли. О звуке струн, о нотах, о том, как они разносились громче в воздухе. О том, как я хочу играть на ней больше, чем курить или кое-что похуже.

******

Я выдыхаю, я не знаю, что делать с тем, что происходит.

Надеюсь, что всё будет не так уж и плохо.

Конечно, я неправ, и они оба всё поймут.

“Я продолжаю разбираться с дневниками. Некоторые записи очень трудно читать. Конечно же, они написаны не в самом спокойном состоянии ума. Продолжение на следующей неделе”, - Эбигейл Форте.

Перевод: Дана Луткова
Спасибо!

---

Dimon