Metallica. Корпорация разрушения

[Материал из журнала "Planet Rock" за октябрь 2017 года]

Основатель и движущая сила Metallica, Ларс Ульрих (Lars Ulrich), вспоминает 30 удивительных лет противоречий, гнева и триумфов в величайшей металлической группы.

А разврат и дебош? «Чувак, я здесь ни при чём» – отвечает барабанщик.

Возможно, со стороны казалось, что неделя после смерти Клиффа Бёртона должна была стать для Metallica последней…

Ларс Ульрих потерял одного участника своей группы и видел, как Джеймс Хэтфилд, его лучший друг и соратник, находясь вне себя от горя, в ночь после смерти Бёртона ходил по шведскому городу Люнгбю и кричал: «Клифф? Где же ты, Клифф?». Но барабанщик не сомневался, что Metallica не потонет…

Ульрих вспоминает, как вечером после похорон, собравшись с Хэтфилдом и Кирком Хэмметтом в детской Бёртона, где они пили, плакали и поминали павшего товарища, барабанщиком овладевали невыносимые эмоции, и «сначала не верилось. Не мог понять и переварить, что случилось. Мы были в шоке и недоумении. Но в душе всегда знали, что должны двигаться дальше – распад не входил в наши планы. Я не помню, чтобы кто-нибудь из нас говорил: «Это конец или мы идём дальше?». Но я просто знал, что распад… в наши планы НЕ ВХОДИЛ».

Спустя тридцать лет с момента того рокового утра в сентябре 1986, Ларс вспоминает все взлёты и падения в истории Metallica с тех самых пор, как они решили молча двигаться дальше: моменты драмы, комедии, а иногда и просто моменты кайфа. Ларс звонит нам по городскому телефону из Сан-Франциско – «Называй меня древним, но мне больше домашний нравится, – говорит он, – может, он снова станет популярным, как винилы» – сегодня он менее склонен предаваться «фольклорным» историям о группе, которая уже 36 лет является его жизнью. Матёрый, но всё так же болтливый датчанин, предпочитает обсуждать эволюцию Metallica, уникальные отношения с весьма непростым фронтменом/закадычным другом Джеймсом Хэтфилдом, и период, когда казалось, этот подбитый крейсер уже «не спасти».

Однако это Metallica, открытая и с душой нараспашку – команда, вновь запрограммированная на саморазрушение, но обновлённая и перестроенная, с новыми силами и энергией готовая к долгой жизни.

Вас с Джеймсом часто называют «странной парочкой» – у тебя рот ни на секунду не закрывается, а он замкнутый и немногословный. Как вы нашли общий язык, когда познакомились?

Безусловно, между нами была связь. Ну, последние 35 лет многие говорят: (голосом ТВ диктора) «Ларс Ульрих и Джеймс Хэтфилд – очень странная парочка…». Но в то же время, нельзя игнорировать сходства. Мы оба были одиночками. Были неуклюжими аутсайдерами, пытавшимися найти себя и стать кем-то. И когда мы нашли друг друга, между нами возникла связь, которая и помогла сродниться.

У меня никогда не было брата, я – единственный ребёнок в семье, а у Хэтфилда было два сводных брата, но они были гораздо старше. Есть миллион интервью, где обсуждалось, насколько мы разные. Но мы действительно нашли утешение друг в друге, и чувствовали, что мы вместе. Наша сила заключалась в количестве, и мы чувствовали себя увереннее. Мы нашли друг друга, и это было очень важно. А помимо всего прочего, мы оба тяготели к творчеству, и это принесло свои плоды. Мы всегда жили с Джеймсом в одном номере. Мы были друг к другу ближе, чем кто-либо ещё. За эти 35 лет были и взлёты, и падения, но нашу связь оказалось невозможно разорвать.

Вы конкурировали друг с другом?

Были понты в раздевалках, «кто главный альфа-самец» и всё такое. Но когда мы вдвоём, мы доверяем друг другу и понимаем без слов. И за 35 лет, несмотря на все взлёты и падения, мало что изменилось.

Рабочее название альбома ‘…And Justice For All’ (1988), первого после смерти Клиффа – «Дикие Тёлочки, Спортивные Тачки и Море Наркоты». Так вы и жили?

А? Че??? Впервые слышу. Басни это всё.

Ну, тогда можешь использовать его для следующего альбома.

Да, хотелось бы. Спасибо.

Безумное было время?

Люди склонны разделять периоды на альбомы. Для нас с Джеймсом и ещё некоторых людей это было лишь продолжение. Эра ‘…And Justice For All’ была очередной главой. Не знаю, была она безумнее, чем ‘Master Of Puppets’ или «Чёрный Альбом». Полагаю, для меня всё это неразрывно связано между собой, как в домино. Если бы не было того, что случилось на ‘Master Of Puppets’, ‘Justice’ получился бы совершенно другим.
Но, безусловно, это было время перемен. Первая пластинка с Джейсоном и записанная в Лос-Анджелесе. Мы начали работать с Майком Клинком, продюсером альбома Guns N’ Roses ‘Appetite For Destruction’ (1987), но не срослось. Мы работали с ним месяц, а потом пришлось позвать на помощь Флемминга Расмуссена. Но было круто. Нашим кредо было «двигайся дальше!».

Фотограф Росс Халфин сказал нам, что в период “Justice” ты попал в аварию, и вам удалось избежать серьёзных последствий.

Полагаю, мы с Никки Сиксом [из Motley Crue] ехали на вечеринку или к нему домой. Сегодня я уже плохо помню. Знаешь, 2 часа утра, мы в Лос-Анджелесе, чего дома-то сидеть?! А потом мы попали в аварию и поняли, что в рубахе родились. Но подробностей не помню.

«Чёрный Альбом» стоил вам миллиона долларов и трёх браков – это было особенно тяжелое и напряжённое время?

Звучит как клише, но «Чёрный Альбом» вызывает другие ассоциации. Ну, мы считали, что песнями ‘Justice’ сказали всё, что могли. К концу тура ‘Damaged Justice’ фэнам настое*енили эти длинные прогрессивные песни. Им хотелось простоты. Можно ли прыгнуть выше ‘Blackened’ и ‘Dyer’s Eve’?
Невозможно сыграть быстрее и безумнее, поэтому единственное, что остаётся – придумать смягчённую версию.

И что вы решили?

Мы решили попробовать что-нибудь другое. Мы всегда боялись самоповтора и излишней самонадеянности, поэтому постарались бросить себе вызов и придумать нечто совершенно новое. И после ‘Justice’ мы решили попробовать сочинять более короткие и простые песни. Мэтт Ланг нарулил потрясающее звучание ‘Back In Black’ (AC/DC) и ‘Pyromania’ (Def Leppard) – мы сидели, слушали эти пластинки и обсуждали РАЗМЕР басовой бочки. А потом услышали альбом Motley Crue ‘Dr. Feelgood’ и подумали: «Вы только послушайте бас! Нам нужен этот парень по имени Боб Рок! Если мы сможем добиться на записи таких низких частот, все наши проблемы будут решены. Давайте изменим звучание, немного сбавим темп и добавим жирных мощных риффов…»

Вы гастролировали в поддержку этого альбома до изнеможения – вы даже поехали в тур с Guns N’ Roses.

Это было незабываемое лето. Мне нравились эти ребята, я торчал от их пластинок – обожаю этот блюзовый гаражный рок с элементами опасности, безумство, непредсказуемость и огонёк. Это было нечто настоящее и близкое многим. Я влюбился в Guns N’ Roses, услышал пробную копию ‘Appetite For Destruction’, летя ночным рейсом из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк летом 1987. Через пять лет мы были с ними в туре. Ох*ительное было лето, чувак.

Слово «менжа» для тебя что-нибудь значит? Это было кодовое слово для пьяных развратных вечеринок, которые вы устраивали в туре с Guns N’ Roses.

О, чувак. Всё это зарыто так глубоко в памяти, что я уже не в силах откопать (ох, неубедительно, Ларс). Понятия не имею, о чём ты говоришь. Это вопрос чуваку по имени Ян Джеффри [бывший гастрольный менеджер Metallica]. Я тут ни при чём.

Были между тобой и Джеймсом творческие конфликты во время эры “Load/Reload” после излишеств «Чёрного Альбома»?

Ничего серьёзного. Я часто учился плыть по течению и «отпускать» ситуацию. В группе иначе не получится – приходится адаптироваться. Если ты Брюс Спрингстин или Нил Янг, ты должен направлять остальных и доносить до них свою мысль. Но в нашей группе такой подход никогда не работал. Мы никогда не входили в студию с завершёнными идеями. Всё начинается с риффов, потом можно подкинуть пару барабанных битов. Это творческое путешествие, и ты должен быть готов к любым поворотам. После чего ты даёшь кучу интервью и пытаешься объяснить, какого х*ра ты делал, а потом рождается сразу несколько версий, хотя на самом деле это всего лишь пара чуваков, сочиняющих несколько рок-песен. Просто очередная пластинка, и мы не придавали этому такого значения.

Скандально-известный документальный фильм «Что-то Вроде Монстра» показал создание альбома ‘St. Anger’ (2003) – и во многом, разлад Metallica, уход Джейсона и лечение Джеймса в клинике… Тяжёлый ли был тот период, когда тебе пришлось ослабить хватку группы?

Я всегда нормально принимал перемены. Я понимал, что группа может слететь с рельсов. Я смогу с этим справиться. Да, это было безумное время, и была вероятность того, что всё накроется медным тазом. И я это принимал. А потом нам удалось всё восстановить. Но это было странное время, царил настоящий хаос. Временами, где-то пару лет, мне казалось, что и группы-то никакой нет. Но с другой стороны, если бы не тот разлад, неизвестно, где бы мы были сегодня. Безусловно, в этом было своё преимущество.

То есть, это было частью процесса?

Я не из тех, кто говорит, что в жизни просто так ничего не происходит. Мы приняли такие решения и в итоге получилось то, что получилось. Нам удалось спасти группу и удержать на плаву, и мы в итоге окрепли. Полагаю, первые 20-25 лет мы плевали на нужды друг друга, и группа была на первом месте. Мы не обращали внимание на личные проблемы. А после того срыва всё изменилось – теперь на первом месте нужды, взаимоуважение и гармония, а потом уже группа.

Значит ли эта философия, что Metallica теперь может существовать вечно?

Нам, конечно, уже не двадцать пять и организм даёт сбои, но, я думаю, нам вполне под силу существовать ещё довольно долго. Теперь в группе наконец есть внутренний баланс и каждый чувствует себя нужным и услышанным, у всех есть семья и дети. И всё это мы поняли во время работы над ‘St. Anger’. Основная проблема состояла в том, что группа сминала нас как личностей, а теперь происходит ровно наоборот. Поэтому теперь возможно всё.

Как тебе сотрудничество с Лу Ридом на альбоме ‘Lulu’ (2011)?

Он умел настоять на своём и мне это нравилось. Этот парень базар вообще не фильтровал – он мог сказать в лицо, что думает и не быть при этом мягким или уступчивым. Это был невероятный проект, и было реально весело. Здорово было выйти из зоны комфорта. Мы репетировали, сочиняли, пытались сделать на совесть, и он нас прерывал и говорил: «То, что надо. Достаточно». И мы спрашивали: «Ты о чем? Мы же даже не начинали». «Да, всё готово. Это всё, что нам нужно. Давайте записывать». В общем, мы к такому подходу не привыкли. Но его истории за ужином об Энди Уорхоле и его Фабрике в 1967 были настоящим бонусом. Это был невероятный год, и мне Лу Рида сильно не хватает…

На альбоме ‘Death Magnetic’ (2008) вы пытались звучать как классическая Metallica. Пластинка’Hardwired… To Self-Destruct’ (2016) получилась лучше, поскольку вам, похоже, удалось забить на всё, быть собой и просто получать кайф.

С момента сведения альбома прошло 13 месяцев, и я по-прежнему считаю его замечательным. Довольно долгий «медовый месяц» – обычно в этот период мы начинаем задаваться вопросом: «Мы о чём вообще в тот момент думали?». Эти песни весело играть живьём, а это главное.

В период ‘Load’ вы бросали вызов другим командам: «Если вы считаете нас скучными или разжиревшими – берите гитару и попробуйте утереть нам нос».

Так и сказал? О, Боже. Сколько же я х*йни наговорил за свою жизнь…

Но ни одна команда так и не свергла вас с трона…

У меня сегодня совершенно другие заботы. В 1988 я бы сказал, что круче нас только варёные яйца. Сегодня мне главное детей в школу собрать и завтраком накормить.

И ваши поклонники остаются вам преданны…

Нам становится приятнее слышать подхалимство и добрые слова в свой адрес. Я в свои пятьдесят с небольшим по-прежнему путешествую, выступаю на стадионах, и меня поражает, что до нас ещё есть кому-то дело. Нам, безусловно, повезло. На шестом десятке некоторые уже умирают, поэтому никогда не знаешь, как повернётся жизнь. Сегодня хочется наслаждаться каждым моментом и впитывать, а не тянуться за бутылкой, без которой 20-30 лет назад мы утром даже глаза не открывали.

Как изменились ваши отношения с Джеймсом?

Первой мы написали ‘Hit The Lights’, а последней ‘Hardwired’, и динамика не сильно отличается – больше гитар и усилителей и, может быть, еды в холодильнике стало больше. Два чувака оставляют своё самолюбие за дверью и прислушиваются друг к другу. У нас нет такого: «Я барабанщик и не указывай мне, что делать». Нет никаких границ. Мы подкидываем друг другу идеи для риффов и барабанных партий. И после пары сотен таких манипуляций вдруг рождается песня.

А когда происходит магия?

Сочинение пластинки – это процесс принятия решений. Нравится ли этот рифф? Надо ли здесь сыграть быстро? Где какой должен быть вокал? Принимаешь решения и надеешься, что зачастую они верные. Вот так я сегодня, к сожалению, на это смотрю (смеётся). Наверное, все ждут от меня фраз вроде: «Мы должны сидеть в траншее, сочинять песни…». Но рано или поздно нужно прийти в студию и начать принимать какие-нибудь, мать их, решения.

Вы друзья и коллеги с 1981 года. В чём секрет вашей дружбы?

(Хохочет) Секрет?? Мне этот вопрос задают 36 лет, и я никогда не даю одинаковый ответ, потому что понятия не имею, в чём секрет. Мы как две разные вселенные, идеально друг друга дополняющие. Мы с ним ужасно разные, но когда мы сочиняем музыку, мы невероятно чувствуем друг друга (смеётся). Только не надо опошлять.

Материал и перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук

---

Dimon