История записи альбома Megadeth - “Rust In Peace”

[Статья из журнала "Decibel" за май 2012 года]

Да будет вам известно, альбом ‘Rust In Peace’ был написан не за один день. И даже не в студии, как многие другие пластинки того времени. Ну, композиция Дэвида Эллефсона ‘Dawn Patrol’ родилась там. ‘Rust In Peace’ был создан за время, проведённое в сырых, иногда странных местах, а риффы, ритм-партии, тексты и умные искусно исполненные фишки альбома были доведены до идеала и отполированы до блеска двумя разными составами Megadeth. На создание четвёртого альбома ушло огромное количество крови, пота и слёз – а также кокаина, героина и других запрещённых препаратов. Кстати, альбома могло вообще не быть. После мрачного периода в жизни группы – проваленных мега-туров, постоянной смены барабанщиков и гитаристов и невероятного количества алкоголя и наркотиков – наступившего сразу после выхода альбома ‘So Far, So Good… So What!’, огромным чудом было уже хотя бы то, что Megadeth функционировали как группа; не говоря уже о репетициях, сочинении и записи альбома, бесспорно ставшего одной из лучших трэшевых работ в жанре. Да, для Дэйва Мастейна, Эллефсона и нового барабанщика Ника Мензы феникс восстал из пепла в самый подходящий момент. Отчасти из-за решимости, отчасти от небольшого творческого застоя, а отчасти из-за слепой удачи, Мастейн всё-таки согласился и послушал по предложению своего тогдашнего менеджера пластинку ‘Dragon’s Kiss’, сольный альбом гитариста-вундеркинда Марти Фридмана. И с Фридманом обновлённый и почти трезвый Megadeth стал не просто очередной версией ставшего уже скандально известного механизма Megadeth. Эти ребята были неудержимы!

И здесь нет никакого преувеличения. В 1990 Megadeth можно было сравнить разве что с ядерной бомбой – пожалуй, эта метафора подходит идеально. Квартет являл собой сплочённую творческую единицу, готовую повергнуть в шок и вселить страх. ‘Holy Wars… The Punishment Due’, ‘Five Magics’, ‘Hangar 18’, Take No Prisoners’, ‘Tornado Of Souls’ (написанная в соавторстве с Эллефсоном), и ГВОЗДЬ ПРОГРАММЫ – ‘Rust In Peace… Polaris’ – стали не просто крутыми композициями. Это были потрясающие песни, определившие жанр, от сложности и изящности которых захватывало дух. Два года нам понадобилось на то, чтобы высечь и возвести четвёртую колонну в Зале Славы Decibel – Slayer, Anthrax и Metallica оказались там ещё несколько лет назад – но теперь, когда Megadeth и альбом ‘Rust In Peace’ находятся на своём законном месте, Зал Славы и его священный состав может выдержать любой удар. Пленных не брать! На всё наср*ть!

Что, на ваш взгляд, Megadeth должны были доказать на альбоме ‘Rust In Peace’?

Дэйв Мастейн: Много чего. Многие поливали нас грязью. Проблемы с наркотой. Однако мы играли. Играли даже под кайфом. В какой бы ужасной форме мы ни были, мы все равно играли. Только когда все стало хуже некуда, мы начали отменять выступления. К счастью, эра ‘Rust In Peace’ была потрясающей. В то время многие команды пытались составить нам конкуренцию. Они знали, что мы были одними из лучших. Было бы с кем конкурировать. Когда Марти [Фридман] пришёл в группу, я был готов заявить всему миру: «Мы вернулись взять реванш!». Я знал, что альбом оценят по достоинству. И вот почему: все думают, что мы просто сидели и писались в студии. Никто понятия не имеет, сколько месяцев мы потратили на создание альбома.

Было непросто. Джуниор [Дэйв Эллефсон], наверное, сидел на наркоте больше остальных. Об этом никто не знал. Все знали только обо мне. Нам пришлось из-за него отменить выступление на фестивалях «Монстры Рока». Он был чёртовым торчком. Джуниор вместе с нашим менеджером и агентом придумали смешную идиотскую отмазку: Дэйв якобы поскользнулся в ванне и растянул запястье. И мы вернулись домой. Пропустили семь выступлений на футбольных стадионах с Iron Maiden. В студию с этими ребятами я идти желанием не горел. Но мы продолжали джемовать. В итоге, в группе произошла смена состава – мы взяли Ника [Мензу] а позже Марти – и сменив барабанщика, мы не могли найти гитариста. Нас было трое. Каждый вечер приходили на репетицию. Приходили и пахали как проклятые. У меня в гитарном футляре рядом с медиаторами лежало зеркальце, кокс и герыч. У Джуниора то же самое. Ник курил траву и любил выпить Heineken. Мы только и делали, что накачивали себя всяким дерьмом и бесконечно играли новые песни.

Дэйв Эллефсон: Некоторые песни мы написали со мной, Дэйвом и бывшим барабанщиком Чаком Белером. Мы репетировали перед выступлением на стадионе Доджер в ужасной репетиционной дыре под названием Hully Gully. Кажется, в соседней комнате репетировали Red Hot Chilli Peppers. Мы тогда были ещё «зелёными командами», подписанными на лейбл EMI/Capitol. Мы только вернулись из тура в поддержку ‘So Far, So Good… So What!’. Группа затормозила. Мы с Дэйвом наняли новый менеджмент, перестали бухать и нюхать и сменили Чака на Ника. Ник был метеором. Источник силы и мощи, голодный как зверь. Он родился и вырос в Долине [Сан-Фернандо] в Лос-Анджелесе, так что он вёл себя, как типичный житель Долины. Ему, безусловно, многое предстояло доказать. Он хотел прийти, дать просраться и порвать в клочья. Именно это нам было и нужно. Мы даже смогли разобраться в себе и вернулись в прежнюю форму. Лето и осень 1989 года мы провели с Ником Мензой на репетиции в Северном Голливуде, где дописали остальную часть пластинки. Мы старались завязать с дурью и прочим дерьмом, поэтому были ужасно разозлены на всех вокруг. Нас можно было сравнить с осиным гнездом, которое лучше не трогать. Вдруг мы стали играть быстрее, а музыка стала агрессивнее и жёстче.

Ник Менза: Я почти два года работал в группе техником Чака [Белера]. До этого звукарём в Megadeth в период ‘Peace Sells…’ был Нил Шафер. Он мне позвонил и сказал: «Не хочешь поиграть на барабанах в группе Megadeth? Они собираются менять барабанщика. Может, тебе стоит приехать и увидеться с ними в Civic в Санта-Монике?». Я взял ещё одного друга и поехал на встречу. Встретился с Мастейном и Эллефсоном под видом того, что приехал играть на барабанах. И оглянуться я не успел, как уже вёз грузовик с оборудованием в Такому, штат Вашингтон. Я подумал: «Подождите-ка минутку! Как так получилось, что я везу грузовик?» [смеётся]. И я проработал техником два года, пока мне не надоело. Я думал: «ЗАБУДЬ об этом! Больше этим заниматься не буду!». Мне это осточертело, и я ушёл прямо перед тем, как они уехали в Японию в тур ‘So Far, So Good… So What!’ А когда они вернулись, мне позвонил Дэйв и сказал: «Слушай, чувак. Ты готов?». Я спросил: «Готов к чему?». И сразу же после этого я начал репетировать. Самой первой в студии мы сыграли ‘No More Mr. Nice Guy’. После этого мы ещё пару лет репетировали.

Марти Фридман: Не думаю, что кому-либо из нас нужно было что-либо доказывать. Мы играли эту музыку искренне. Я с самого начала знал, что химия в команде будет как минимум интересная, и скорее всего, просто взрывная.

Вас когда-нибудь волновало, как будет звучать следующий после ‘So Far, So Good… So What!’ альбом?

Мастейн: Я об этом не думал. Я слышал, что альбом ‘Thriller’ [Майкла Джексона] продал 15 миллионов копий, а следующий альбом ‘Bad’ продал всего 8 миллионов копий. И я думал: «Бедный малыш». Всего 8 миллионов? Ох*еть!

Менза: Он должен был быть лучше. Я знал, что он будет лучше. Хотя бы из-за смены состава. Мы с Марти были куда лучшими музыкантами, чем те двое. Я на музыку не смотрю. Я её слушаю. И музыка должна вызывать образ. Меня всегда больше интересует, как я играю на барабанах, и я стараюсь играть на пределе возможностей. Ребята частенько говорили: «Чувак, расслабься. Куда ты так несёшься? Притормози и подумай над тем, что ты делаешь» [смеётся]. Мы тогда конкурировали с другими командами: Anthrax, Slayer и так далее. Безусловно, в ‘Rust In Peace’, чувствуется голод. Он прогрессивный, заводной. Можно слушать весь альбом от начала и до конца. Убойная пластинка.

Фридман: Нет. На самом деле, я считал, что ‘So Far, So Good… So What!’ даже рядом не стоял с ‘Peace Sells…’, если говорить о звучании или музыке.

Как проходило прослушивание Ника?

Мастейн: Ник пришёл в группу по рекомендации Нила Шафера. Нил больше славился своими сексуальными похождениями, нежели звуком, но я что-то ушёл от темы. Нил пришёл ко мне и сказал: «Чувак, знаю я тут одного парня, который бы тебе идеально подошёл». Он знал о проблемах с Чаком. Нил сказал: «Он играет на гитаре и поёт», и я ему ответил: «Серьёзно? Мне гитарист на хер не сдался, умник». И приезжает Ник Менза. В тёмных очках. Выглядят они как очки Эрни из фильма «Трое моих сыновей». Меня его очки даже немного сбили с толку. Похожи они были на две бутылки «Кока-Колы». Я ему сказал: «Чувак, выглядишь ты так же нелепо, как Бадди Холли. Куда тебе в Megadeth?». Он снял очки и выглядел просто потрясающе. Симпатичный парень. У него были потрясающие физические данные. Он выходил в байкерских шортах, и девочки ждали его на улице, потому что после концерта он выглядел как настоящий мачо, готовый к действиям. Девки просто голову теряли. Ник превращался из обычного парня в настоящего самца. Я знал, что нам нужен именно этот парень.

Как проходило прослушивание? Нам нужен был барабанный техник. Мы Ника сначала взяли барабанным техником, и он у нас долгое время работал. Каждый день меня спрашивал: «Дэйв, когда ты уже вышвырнешь эту жирную свинью?», а я отвечал: «О, боже! Не говори так. Если Чак услышит, что ты называешь его жирной свиньей, он слетит с катушек». Я не хотел, чтобы Чак уходил, хотя знал, что дни его в группе сочтены. В итоге Чак сам всё испортил. Мы были в Ноттингеме, Англия, и должны были отстраивать звук, а Чак пропал. Он нашёл каких-то байкеров в клубе, а у них был мет и кокс. Поэтому о Чаке можно было в тот вечер не вспоминать. Нигде не могли его найти. И я сказал: «Окей, Ник. Твоя очередь!». Прослушивание Ника состоялось в Ноттингеме в Rock City.

Менза: Впервые я джемовал с Дэйвом в Hammersmith Odeon в Европе во время отстройки звука, потому что Чак не пришёл. Опоздал он или что-то такое. Я, честно говоря, уже не помню. Мы играли ‘Holy Wars…’. У Дэйва был только рифф, и мы начали джемовать. Помню, Дэйв сказал: «Какие песни знаешь?», а я ответил: «Все знаю». Он был не уверен, так это или нет, но я действительно знал все песни… практически. Я ведь был поклонником Megadeth. Помню, встал из-за барабанной установки, и Дэйв пожал мне руку. Я спросил: «Что такое?», а он ответил: «Сам знаешь!». Так всё и началось. Наверное, Дэйв решил, что Ник – хороший барабанщик [смеётся].

Кажется, было это году в 88. Помню, отец был в Европе и играл джаз со своей группой. И я ему предложил прийти на Megadeth. Сказал, что играю в группе. Он пришёл и увидел, как я катаю по полу дорожные ящики, и сказал: «Ты какого чёрта делаешь?!» Я ведь ему не сказал, что был всего лишь барабанным техником. Я ответил: «Бать, расслабься. Этот вопрос мы решим».

Эллефсон: Помню, мы разогревались перед концертом тура ‘So Far, So Good… So What!’ Кажется, это была середина 87 года. Где-то в южной Калифорнии. Дэйв не смог прийти на саундчек. Там был я, Чак и Джефф [Янг], пробегали с ребятами некоторые песни. Ник вскочил из-за установки и вдруг начал петь. И я подумал: «Бля, а этот парень смелый малый, молоток! Вскочить и начать горланить. Он же ср*ный барабанный техник!». Я знал, что он был классным музыкантом. Опытным барабанщиком. И вот тогда мы с ним впервые джемовали. Я был слегка сбит с толку. Меня поразило, что он мог запросто подойти к микрофонной стойке Дэйва. Ник был слишком в себе уверен. Он всегда говорил: «На х*й! Я могу играть лучше!». Но он действительно был классным. Подлым и мелочным он не был. Просто у парня была слишком завышенная самооценка [смеётся].

Когда менялся состав, я заценил Ника. Все песни он играл очень быстро. Я думал: «Боже мой, чувак, ты играешь эти песни слишком быстро. Сбавь скорость!». Ему, безусловно, многое предстояло доказать. Он успел поиграть в местных группах в Долине и Северном Голливуде. Он был как молодой жеребец. Хотел выбежать во двор и мчать. Неукротимый и безудержный. Ему было полезно слушать наставления Дэйва. У Ника хотя бы появилась структура. В то же время его подача и агрессия отлично подходила группе. Он был опасным и готов в любой момент взорваться на сцене. Мне кажется, именно поэтому всем и полюбился состав ‘Rust In Peace’: мы с Дэйвом на тот момент уже сыгрались и сдружились. Я был стабильным парнем. Дэйв был Дэйвом. Марти был потрясающим гитаристом. Ник был трэшевой версией Томми Ли. Конечно, парни любят эту музыку, но здесь всё намного глубже. На альбоме слышно каждого музыканта. Четыре личности. Мы были взрывными, непредсказуемыми и мчались как локомотив.

На место второго гитариста пробовались Ли Алтус [Heathen, Exodus] и Эрик Мейер [Dark Angel]. Что такого было в Марти Фридмане, чего не было в Алтусе и Мейере?

Мастейн: Кто? Ли из Heathen? А кто такой этот Эрик Мейер? Я даже не знаю, кто эти люди. Я бы их запомнил. Давай скажем так, на полном серьёзе: если эти парни прослушивались в Megadeth и если бы они меня впечатлили, они бы остались. Никто к нам не приходил, я такого не помню. И если какой-то уе*ан говорит, что они прослушивались и заслуживали места в Megadeth, но при этом остались в своих ср*ных группах, пусть так будет. Я лишь знаю, что прослушивали мы нескольких ребят, и новым гитаристом стал Марти. Конец истории.

Эллефсон: О, чувак. Было много прослушиваний. Один парень, помню, был из Jag Panzer, и это странно, потому что теперь Крис Бродерик в Megadeth, но он тогда приехал в белых джинсах. Хороший парень, нормальный гитарист, группой только ошибся! Ещё один парень приехал из Сан-Диего. Он был весь на понтах. Стив Кокс его звали. Он рубил как Ричи Блэкмор. У нас с Дэйвом были беспроводные блоки, и если один из нас отворачивался и вырубал свой блок, это означало, что «прослушивание окончено!». Дэйв выключал свой блок, и мы [с ним или Ником] должны были мирно выпроводить парня из комнаты. Типа: «Да, Дэйв с тобой закончил, достаточно, спасибо, что приехал!». Я был Послом Дипломатических Отношений [смеётся].

Менза: Ух, я помню только некоторых ребят. Был парень по имени Стив Кокс – пришёл и начал играть один из соляков Дэйва. Дэйв смотрит на него и говорит: «Воу-воу! Стопэ, братиш! Ты чё делаешь?!». А парень ответил: «Соло играю». Ну, Дэйв ему и говорит: «А ничё, что это моё соло?». Он был классным гитаристом, но чересчур навязчивым. Видно было, что он просто хочет играть. Дэйву такое поведение не понравилось. Думаю, тот парень его раздражал. Пробовались многие. Сильно нервничали. Жёстко было. В интернете можно найти несколько видео с прослушиваний некоторых ребят. Безусловно, Марти был готов лучше других.

Помнишь, ты однажды сказал, Марти Фридман выглядит как позер, потому что у него волосы были разноцветные?

Мастейн: Да, было такое. Помню, он приехал на прослушивание. На нём были нелепые ботинки. Джинсы порваны на коленях, а с ним был наш будущий гитарный техник Тони ДеЛеонардо. И вот Марти приходит с гитарой Carvin и любительским стэком. И я говорю Тони: «Слушай, иди сюда, помоги ему [Марти], подключи его к этому усилителю, и перед соло нажми на эту хрень, включится другой усилитель, и мы услышим, умеет он запиливать соляки или нет». Марти сыграл соло, и сыграл его правильно. Не идеально, но правильно. Мы сыграли ещё одну песню, и он снова справился. Мы знали, что этот паренёк нам подходит.

Помню, разговаривал с менеджером и говорю ему: «Этот парень то, что нам нужно. Но Фридман – это как-то не по металлу. Можно ему сценическое имя какое-нибудь придумать?». А менеджер отвечает: «Ну, он уже вообще-то состоявшийся гитарист». Я вернулся в комнату и сказал Марти, что он в группе, но ему нужно было покрасить волосы в нормальный цвет и нормально одеться, чтобы не выглядеть как придурок. Мы ему ещё тачку подогнали, которую он, конечно же, сразу разбил, собрав все парковочные знаки около дома, где мы сняли ему хату. Дома валялась куча грязного белья, но была х*ева туча конфет. Действительно! На хрена покупать новые шмотки, когда можно сожрать кучу конфет? [смеётся]. Прикольно с Марти было. Закончилось всё не самым лучшим образом, но классное было время. Мы были неприкасаемыми.

Как Марти проходил прослушивание в Megadeth?

Мастейн: Музыкант он был невероятный. Очень хотел делать то, что от него требовалось. Помню, он приехал в студию – я тогда даже был «чистый» – и я почувствовал, что разучился играть. Я не дотягивал до своего прежнего уровня. Я не должен был уступать Марти. Но уступал, и ещё как. И я пошёл и нах*ярился. Слетел с катушек. Я посмотрел на него и сказал себе: «О, Боже! Этот парень чертовски хорош. Со мной всё кончено». Было это в студии, когда мы записывали альбом. Я ушёл в запой. Я поверить не мог, что этот парень рубит лучше меня, и подумал: «Бл*дь, ну я-то чем хуже? Если он умеет, то и я тоже». Но по сравнению с ним играл я дерьмово, и меня это ужасно бесило. Не хотелось снова садиться на наркоту, но было ужасно больно видеть, что кто-то играет лучше меня. Марти здорово меня мотивировал.

Эллефсон: Помню, сидел и слушал его соло в песне ‘Tornado Of Souls’. Я сидел во второй комнате в Rumbo Recorders и думал: «Твою же мать! Это просто потрясающе!». Соло было как отдельная композиция в песне. Композиция внутри композиции. Я повернулся к нему и сказал: «О, Боже! Это было просто мега-ох*ительно!».

Фридман: Даже несмотря на то, что я был на мели и чуть ли не на улице ночевал, мне хватило мозгов нанять хорошего гитарного техника, потому что выходить на сцену и играть выглядело круче, чем самому стоять и настраивать гитару, пригонять свой усилитель и мучиться с всякими шнурами и кнопками. Думаю, ребятам понравилось, что я не стал надрачивать, как все, кто прослушивался. Никаких «бомбардировок», никаких понтов и выпендрёжа, я просто сыграл, как сыграл. Уверен, это было далеко от идеала, но полагаю, реалистичнее, чем у остальных. Ещё было важно, что мне с первых же дней понравилось зависать с парнями. Было такое ощущение, будто я нахожусь в школьной группе.

Менза: Марти – настоящий кудесник гитары. Он волшебник. Настоящий технарь. Как только Дэйв показывал ему, что играть, Марти говорил: «Да, да, понял». Он играл безупречно. Мы много играли медиатором вниз, нежели вверх-вниз. Марти пробовал играть вверх-вниз, но Дэйв ему говорил: «Нет, братан. Нужно медиатором вниз». Марти говорил: «Боже! Да у меня рука отвалится!». Песня ‘Tornado Of Souls’ сыграна медиатором вниз. Там нет ни одной ноты, сыгранной вверх-вниз. Таким образом, песня получается жёстче и плотнее. Так энергии и агрессии больше.

Марти, к тому моменту, как ты пришёл в Megadeth, ты уже был опытным музыкантом. Каково было играть с Megadeth?

Фридман: У меня уже был свой проект, но я все равно продолжал многому учиться! Поначалу было очень непросто приспособиться к уникальной манере Дэйва играть ритм, но оно того стоило. Ещё я привык играть шестиминутные гитарные соло и записанные наложенные друг на друга гармонии, а теперь мне вдруг пришлось играть 45-секундные соло. Живьём мы рвали публику в клочья каждый вечер. Мне сразу же понравилось ездить на гастроли.

«Химия» между вами была на самом деле или только для вида?

Мастейн: Мне кажется, у нас была потрясающая химия, и на то было множество причин. Но с приходом успеха, когда Марти начал превращаться в супергероя-гитариста – он и раньше был великолепен, но раньше он был популярен среди таких ребят как Майк Варни – думаю, взаимопонимание стало хуже. Из обычного парня Марти превратился в гитариста мирового класса.

Менза: Я только вернулся из тура Slayer, провёл с ними около месяца, а потом пришёл в Megadeth, так что я был полностью заряжен. Играть в Slayer это тебе не в тапки срать: забудь всё, что ты знаешь об игре на барабанах! Это было для меня настоящим испытанием. Все, что я делал после, было проще простого. В Slayer было настоящее безумие. У меня даже плюнуть времени не было. Я играл как бешеный пёс с пеной у рта. И хотел добавить эти скоростные элементы в Megadeth.

Все знали, что у Megadeth были проблемы с наркотиками. Насколько они мешали гастролям в поддержку альбома ‘Rust In Peace’?

Фридман: Я думал, у нас всё хорошо и нормально. Конечно, я был слеп и не видел реальной проблемы с наркотой. Я слышал, что у Дэйва была репутация «лидера-хулигана», и заметил, что пока я записывал свои партии для ‘Rust In Peace’, Дэйва почти никогда не было в студии. Он пару раз появлялся и вместо того, чтобы спросить, как продвигаются дела или ещё чего-нибудь, вбегал и просил одолжить ему 100 баксов. Я считал, это как-то странно, когда парень на «Мерсе» просит 100 баксов у парня, с которым едва знаком. Ещё три месяца назад я не знал, где ночевать. Но даже тогда я ничего такого не заметил, и лишь потом смекнул, что к чему, и до меня дошло. Я находился в потрясающей студии с Майком Клинком – одним из ЛУЧШИХ продюсеров, и мне было за счастье отрываться и играть на гитаре. Об остальном я старался не думать.

Мир наркотиков мне был абсолютно не знаком, и я тогда был очень наивен, потому что мне и так было, о чём думать. Я был полностью погружён в запись и хотел убедиться в том, что смогу гордиться своим дебютом на международном уровне. Несмотря на фантастические 10 лет в Megadeth, проблемы с бухлом и наркотой были тем ещё геморроем. Я постоянно думал: «На хрена мы тратим наше ценное время на дерьмовые наркотики? Лучше бы над музыкой работали». Все мы знаем, что наркотики – зло. Но наркоманам не так просто завязать. Поэтому я должен выразить ОГРОМНОЕ уважение Мастейну и Эллефсону за то, что тогда они проделали невероятно трудную работу, и полагаю, до сих пор всячески стараются сохранить группу. Всё это было непросто. Любой другой на их месте просто бы сломался и уж точно не добился бы того, чего добились они.

Каково было сочинять песни, сотрудничать и работать в Megadeth на трезвую голову?

Эллефсон: Ну, поначалу было тяжело. Всё тело ломало. Было больно от прикосновения к басовым струнам. В буквальном смысле. Но исполнение столь агрессивной, быстрой и жёсткой музыки лишь укрепило мои нервы. Безусловно, мы стали играть лучше. Я стал соображать, что делаю. Помню, мы с Майком Клинком работали над басовыми партиями, и я, наконец, понимал, чего хочу добиться от своего инструмента. Ник был новичком, и было здорово наблюдать, как записываются барабаны и бас – я наконец-то, оправдывал своё прозвище (Младшенький). Я был вторым после Дэйва. Когда его не было на месте, за всё отвечал я. Во время записи баса и барабанов я, так сказать, носил капитанскую повязку, и это было круто. Мозги не были засраны всякой дурью и дрянью, я мог приехать в студию и отвечать за процесс.

Что помните о самих студийных сессиях?

Мастейн: Ну, в студии почти всегда были мы с Дэйвом и Ником. Мы прогоняли песни. Вновь и вновь. Был, помню, забавный эпизод, когда мы находились в студии Hully Gully. Мы тогда с Эллефсоном жили в Силвер-Лейк. Когда мы поехали на репетицию, там был парень по имени Джонни. Чувак выкурил крэк. И он был в студии. Он вдруг пробежал из одного угла комнаты в другой с молотком в руке и пока бежал, пробивал стену до дыр. Сил у него было до хрена. Мы подумали: «Чувак, да что с тобой?!». Мы сидели в комнате с шумоизоляцией, и когда вырубается свет, там становится кромешная темнота. Полный пи*дец, короче. Вот так мы и оказались в Rumbo – студии, которая принадлежала Captain & Tennille.

Эллефсон: Изначально песни сочиняли мы с Дэйвом и Чаком. И это были ‘Holy Wars…’, ‘Tornado Of Souls’ и ‘Polaris’. Может быть, какие-то идеи для других. Придумали мы их втроём. Конечно, потом Чак Белер ушёл, пришёл Ник Менза, но эти песни довели до ума мы втроём. Дэйв приходил в студию, играл рифф, и у нас было уже начало какой-нибудь песни. Мы провели там несколько часов. Дэйв перерабатывал рифф, а мы всегда готовы были помочь с аранжировками. Так сказать, были его ритм-секцией. Каждый добавил что-то своё. Интересно получается – Ник часто лажал, но как оказалось, это и были его лучшие идеи. То есть, мы играли какую-нибудь партию, и Дэйв говорил: «Стой! Это щас что было?!», а Ник говорил: «Не знаю. Лажанул немного», а Дэйв говорил: «Нет, чувак, сыграй ещё раз! Это было потрясающе!». И Дэйв всегда пытался заставить Ника «лажануть» ещё раз. У Ника рождались гениальные идеи, когда он не думал, что он играет, и мне кажется, Дэйв умел вовремя это заметить [смеётся]. Если тебе нравится работать с Дэйвом и его стиль работы, скорее всего, ты и сам внесёшь свой вклад в песни. Я стал лучше сочинять на ‘So Far, So Good… So What!’. Как тексты, так и музыку. Например, начало в песне ‘Lucretia’ – ритмическая часть – моя тема, а ещё я помог с текстом ‘Tornado Of Souls’ и, конечно же, написал музыку в ‘Dawn Patrol’ – ну тут уж легко догадаться! [смеётся].

Фридман: Если я не ошибаюсь – хотя могу – все песни кроме ‘Hangar 18’ были в той или иной форме написаны ещё до того, как я пришёл в группу. Как только я пришёл, Дэйв попросил приехать меня домой к Нику, где он тогда жил, чтобы обсудить со мной песню ‘Hangar 18’. Ник рассказывал мне о пришельцах и правительственном заговоре, и я решил, что парень свихнулся. Но он был настолько странным и умным, что сразу мне понравился. Мы репетировали альбом несколько недель в Power Plant в Лос-Анджелесе, прежде чем записать его, и вот тогда я уже готовился к записи со своей стороны. До того, как я пришёл в группу, было записано демо ‘Rust In Peace’ с тремя или четырьмя песнями, но я его, можно сказать, игнорировал, потому что хотел написать свои партии с чистого листа и не отвлекаться. На ‘Rust In Peace’ мне никто не диктовал, как мне играть свои соляки – «темы в духе Марти». Дэйв хотел, чтобы я полностью повторял его ритм. Обычно когда в группах ритм играют две гитары, цель – сыграть на разных позициях и аккордах. Но в Megadeth было ровно наоборот. Мне поначалу показалось, что это пустая трата времени, но когда мы сыграли живьём, я понял смысл, потому что когда два парня играют один и тот же рифф, звучит очень мощно.

Менза: Я старался сочинять как можно больше. Безусловно, решение оставалось за Дэйвом. Я просто играл на барабанах. Музыку я начал писать только на альбоме ‘Countdown To Extinction’. Но у меня были кое-какие концептуальные идеи по поводу обложки ‘Rust In Peace’. Да и для песен, кстати, тоже. Помню, у Дэйва были идеи для моих партий. Он садился за установку и говорил: «Зацени, чувак!» и играл рифф ‘Five Magics’. Играл его очень медленно и спрашивал: «Можешь это сыграть?», и я отвечал: «Да, конечно», а потом он говорил: «Сыграй его ОЧЕНЬ быстро!». У ребят были демки, где некоторые песни с ‘Rust In Peace’ играет Чак. Я так и сказал: «Знаете что, ребята?! Не хочу я слушать его материал! Он меня только собьёт». Я бы скорее просто отрепетировал песни и придумал идеи для своих партий. В начале ‘Rust In Peace’ не было вступления на барабанах. В конце ‘Polaris’ есть весьма странные ритмы. Небольшие изменения. Дэйв спел мне эту часть. Я придумал идею для ‘Hangar 18’ – про пришельцев. Так что мы использовали множество разных идей.

Помнишь, почему песни на альбоме именно в таком порядке?

Эллефсон: Так решили Дэйв, наш менеджер Рон [Лаффитте] и парень, который микшировал пластинку [Макс Норман]. Окончательное решение было за Норманом или продюсером. Не помню, правда, принимал ли Майк Клинк решение. Всё зависит от сведения – либо пластинка будет живой, либо будет провал. Мастеринг может сделать звучание альбома кристально чистым и потрясающим либо лишить его всех красок и сделать скучным. Порядок песен на альбоме важен так же, как порядок страниц в книге. Перед вами полная история, но если перепутать страницы, к концу книги вы спросите: «Что-то я ни черта не понял. О чём книга-то?». Музыкальный альбом всё равно, что альбом семейных фотографий. Он должен рассказывать историю. Здесь мы на пляже. Здесь – на ярмарке. А вот – на свадьбе. Хронологическая история. Если песни стоят в правильном порядке, можно будет узнать артиста. Альбом – это не набор песен. Он как книга, и ‘Rust In Peace’ прекрасно передал ту атмосферу – период с конца 88 по начало 90. Альбом охватывает 20 месяцев нашей жизни.

Как в студии Megadeth оказался Майк Клинк? Вам понравилась его работа на альбоме UFO ‘Strangers In The Night’?

Мастейн: Он продюсировал Майкла Шенкера. Когда мы приехали в студию и начали говорить о Майкле, Клинк мне рассказал несколько историй. Было очень круто, но он взял и одной фразой перечеркнул весь проект. Он сказал: «Слушай, тут такое дело – если позвонит Эксл [Роуз], мне придётся свалить». Я говорю: «ЧЕГО?». Клинк старался везде успеть. Я сказал ребятам в группе: «Если он свинтит, он уволен!». И он ушёл. Альбом мы доделали со звукоинженером Микайей Райаном, нашим хорошим корешом. Не все получилось так, как мы надеялись и планировали, но, думаю, ‘Rust In Peace’ получился очень хорошим альбомом.

Фридман: Честно говоря, я бы хотел, чтобы Клинк остался. Работать с ним было классно. Он придумывал настоящие шедевры. Я считал альбом ‘Appetite For Destruction’ лучшей рок-пластинкой за долгое время. Мне с ним очень нравилось работать.

Насколько было тяжело исполнять альбом ‘Rust In Peace’с музыкальной точки зрения?

Мастейн: ‘Five Magics’ играть тяжело. Немного сложно, да. Особенно в конце. Есть на альбоме очень быстрая игра медиатором. Полно разных фишек, в некоторых местах партии кажутся намного тяжелее и прогрессивнее, чем есть на самом деле. Звучит, однако, потрясающе. Мощно. Я говорю о начале ‘Five Magics’. Тяжелее всего было определиться, кто какое соло играет. Так происходит до сих пор, особенно если играется сложная ритм-партия, и нужно, чтобы соляк сыграл второй гитарист. Я всегда мог рассчитывать на крутого напарника. Я могу пилить очень крутые соляки под медленный ритм и держать крутой ритм под чьё-нибудь соло. Поэтому мы решили определиться, кто где и сколько будет играть. Мне было тяжело отдать некоторые соляки Марти. До этого ведь все соло играл я. Ну, Крис Поланд записывал соло на демках, но я не хотел отдавать их Марти. Типа, знаешь: «Чувак, это мой соляк!». Но Марти был потрясающим гитаристом, и лишить его соляков было бы просто преступлением. С ним из одной из лучших команд в жанре мы стали лучшей командой Лос-Анджелеса.

Эллефсон: Интересно заметить – альбомы ‘Peace Sells…’ и ‘Rust In Peace’ были записаны по «олдскулу». Мы почти год сочиняли песни в репетиционной. Собирались несколько раз в неделю, учили ноты, запоминали партии, стояли вместе в комнате и отрабатывали. Мы были молодыми трэш-музыкантами. Мол, давайте покажем всем, как круто мы умеем играть. Какие большие у нас яйца [смеётся]. Мы старались выйти за рамки. И это было для нас большим делом. К тому моменту, как мы приехали в студию, вся черновая работа была выполнена. Всё проходило очень гладко и легко. Но альбом ‘Rust In Peace’ был убийственно сложным. Однако нам было в кайф.

Менза: Не особо. В физическом плане и в психологическом никакого дерьма не было. Да, выйти на сцену и сыграть ‘Holy Wars..’ было непросто. Потому что это была первая песня. Бывало, мы играли её последней. И меня спрашивали: «Какую песню Megadeth играть легче всего?», а я отвечал: «Последнюю, потому что я знаю, что после неё можно отдохнуть» [смеётся]. Если честно, лёгких песен Megadeth нет. Каждая песня как соло на барабанах. Поэтому я на ‘Rust In Peace’ «солирую на барабанах». Я выбивал из них всё дерьмо. Если что – это была шутка.

Фридман: Ну, как и на всех предыдущих пластинках, где я играл, мне главное было сыграть лучше, качественнее и интереснее предыдущих работ – это и была моя основная задача. Сыграть то, чего ещё никто от меня никогда не слышал.

Почему альбом называется ‘Rust In Peace’?

Мастейн: Я увидел наклейку на бампере машины. После своего первого прыжка с парашютом я был бодр и меня колбасило. Невероятный адреналин. Я летел по шоссе из Риверсайда обратно в Лос-Анджелес, и передо мной стояла машина, а на бампере была наклейка с надписью: «Да покроется всё ваше ядерное оружие ржавчиной». И помню, я подумал: «Классно сказано». Утром я проснулся после потрясающего сна: дети рисовали граффити на пляжных минах. И я подумал: «Вот оно!», и поделился идеей с Эдом Репкой.

Идею обложки рассказал ему ты или он тебе сам предложил такую концепцию?

Мастейн: Обычно мы с ним все идеи обсуждали по телефону и быстренько. Эд тогда был студентом в колледже и жил с мамой. Думаю, он ей помогал. Обычно наш разговор выглядел так: «Окей, вот, короче, идея. Бла-бла-бла. Ну ладно, созвонимся».

Эллефсон: Дэйв придумал название, и у него была обложка. Он объяснил концепцию Эду Репке. Он нам делал обложку ‘Peace Sells…’, и она пользовалась огромным успехом. Обложкой ‘So Far, So Good… So What!’ мы были не очень довольны. Её нарисовали прямо в офисе Capitol. Мы хотели то, что нам нравилось самим как фэнам – убийственную обложку, которая наводила бы на мысли и была связана с лирикой. Обложка должна передавать атмосферу пластинки. Получается комплект. Потрясающе вышло. ‘Peace Sells…’ был красного цвета, а ‘Rust In Peace’ – синего. Основные цвета. Всё просто! [смеётся].

Менза: Ну, главы государств решил добавить Дэйв. У него на обложке была ракета «Полярная Звезда», и я сказал: «Мне кажется, было бы прикольно поместить на обложку пришельца». Дэйв не возражал. Я придумал идею для песни ‘Hangar 18’ – зону 51, пришельцев и прочее. Мне нравилась эта тема. Художник Эд Репка сказал: «По-моему было бы прикольно сделать пришельцу криогенную заморозку, а Вику нарисовать в руке кристалл».

Изменили бы вы что-нибудь на альбоме?

Мастейн: Честно говоря, не знаю. У нас осталась песня ‘My Creation’. Ник её написал. Ещё остались тексты о Франкенштейне, потому что ребята любили монстров и прочую х*ету.

Эллефсон: Не думаю. Честно говоря, пластинка – девятый вал. Сменился барабанщик, мы завязали с наркотой, альбом мы записывали только тогда, когда уже наизусть знали все песни, работали с потрясающим продюсером Майком Клинком, в группу пришёл Марти Фридман – всё это случилось в самое подходящее время.

Фридман: В музыкальном плане – ничего. Не надо меня убивать, и я знаю, что у меня были дерьмовые обложки, но на мой взгляд, обложка ‘Rust In Peace’ слишком скучная по сравнению с тем, насколько крут сам альбом.

Менза: Альбом прошёл испытание временем и до сих пор слушается свежо и интересно. Это одна из моих любимых пластинок. Если бы я оказался на необитаемом острове, я бы взял с собой этот альбом. Не потому что я на нём играл, просто слушать его – одно удовольствие. Безусловно, мы показали многим коллективам, как нужно играть эту музыку. Мы вышли на другой уровень. Я бы всё оставил, как есть. Ещё бы пару песен, правда, добавил… [смеётся].

Материал и перевод: Станислав «ThRaSheR» Ткачук

Статья посвящена памяти Ника Мензы.

P.S. История создания “Rust In Peace” по версии журнала “Metal Hammer” доступна здесь!

---

Dimon