Джеймс Хэтфилд о Клиффе Бёртоне для нового “So What!” #3

Сегодня третья часть из трёх нового интервью с Джеймсом Хэтфилдом (James Hetfield) о Клиффе Бёртоне (Cliff Burton), покойном классическом басисте Metallica, которому посвящён свежий выпуск журнала “So What!” под номером 20.1! Читаем далее!

Дэн Николайко: Что насчёт тура с Оззи?

Джеймс Хэтфилд: Да, это был рай. Это был настоящий рай для всех нас, и без всяких сомнений для Клиффа очень многое значило сыграть с хотя бы частью своих кумиров из Sabbath. Оззи собирал нас, и мы сидели вместе после концертов или когда там. Перед концертами. И когда бы он ни заговаривал, мы превращались в маленьких детей, которые собрались вокруг костра, чтобы послушать истории. «Расскажи нам ещё про Билла Уорда», «Как вы, ребята, это записывали?». Уверен, что мы ему осточертели со своими вопросами, особенно когда он пытался заниматься своими делами. Но мы не могли удержаться, мы проcто с ума сходили от Black Sabbath. И это было райское наслаждение – просто быть рядом с одним из своих кумиров.

Дэн Николайко: В 86-м ты сломал руку, и Джон Маршалл какое-то время подменял тебя в США и Европе. Твой первый концерт, когда ты снова взял в руки гитару, оказался последним для Клиффа. Никогда не думал, что кто-то там наверху дал вам возможность сыграть вместе последний раз?

Джеймс Хэтфилд: Очень, очень, очень хорошо сказано. Много было подобных вещей, которые можно выделить светлым пятном во всей этой трагедии. Для нас, это определённо был не просто очередной концерт, потому что я снова играл. И по-моему у меня остался один из постеров с концерта, который так и не…

Дэн Николайко: Который в Копенгагене?

Джеймс Хэтфилд: Да, датский концерт. С нами были Anthrax, кажется. Было очень весело. Просто ещё один концерт, и кто бы мог подумать, что с нами произойдёт той ночью в автобусе, и как это изменит нашу группу, изменит историю для нас и сделает нас другими людьми. И как будет сложно осознать, что мы не знаем, как пережить потерю такого друга. Брата. Боже, мы через столькое прошли вместе, и когда кто-то так рано уходит… это просто невозможно понять. Такой прекрасный, влюблённый в жизнь человек, чудесный композитор, с очень чёткими моральными устоями, великий… как его ещё назвать? Он мог спорить с кем угодно и о чём угодно, и ясно донести свою позицию. Тот у кого был очень сильный внутренний мир. Но боже, его сочинительские способности. В нём было столько потенциала. И он любил играть.

Дэн Николайко: Рэй рассказывал мне, как он обычно практиковался по три, четыре часа в день. Это всё, что ему было нужно.

Джеймс Хэтфилд: Да. И в той автобусной аварии, в ночь, когда это произошло, на самом деле на его месте мог оказаться любой из нас. Автобусы не предназначались для того чтобы в них спать, это точно. И страшно и печально думать, что такие до сих пор существуют. Где-то ездят эти автобусы, конструкция которых не предусматривает спальные места. Окна просто забивались, и ставились койки, и так до сих пор делают. Baroness недавно испытали это на себе. Но случиться может что угодно, и люди умираю, а ты не можешь понять почему. И я отчётливо помню, что не мог спать рядом с Клиффом… не в одной койке (смеётся), а с той же стороны автобуса, потому что там было жутко холодно. Может дуло там, может просто холодно было. Так что я спал позади, и это выводило их из себя, потому что они там тусовались, а я такой: «Чуваки, я спать». Перед этим мы на заднем сидении играли в карты, а потом пошли спать. И я проснулся от того, что на меня пролился кофе или какой-то напиток, потому что автобус перевернулся. А потом ор, крики. Я выбил заднее стекло, запасной выход сзади, вышел и просто не мог поверить, что вокруг творится. Ходил туда-сюда по дороге, а водитель просто повторял: «Чёрт, чёрт, чёрт, я наехал на гололёд!». Помню я ходил туда-сюда по этой дороге, пытаясь найти этот гололёд: «Ты врёшь, мать твою! Не наезжал ты ни на какой гололёд».

Не знаю, о чём мы думали, но мы точно были не в себе, а потом, подойдя к автобусу… слышались крики, но всё стихло, когда я увидел, что ноги Клиффа торчат из-под крыши автобуса, который лежал на боку. В память врезался водитель автобуса. Я его просто убить был готов. Он пытался вытащить одеяло из-под Клиффа, чтобы согреть других, что мне казалось совершенно абсурдным и неуважительным. Я такой, не смей, мать твою, подходить к нему, не трогай его.

Не знаю так ли это, но наш звуковик, Биг Мик, сказал, что Клифф, вроде бы, был всё ещё жив, и когда они подняли автобус, он всё ещё был жив, но они уронили автобус, и на этом всё и закончилось. Но я не знаю, с чего он это взял, может просто хотелось выдать желаемое за действительность, но при взгляде на него под автобусом… абсолютно ничего, никаких телодвижений. Ни криков, ничего. Но да, другие получили повреждения. Были и сломанные ключицы, и сломанные пальцы на ногах, но всё вполне поправимо.

Дэн Николайко: Там была только ваша команда, или Anthrax тоже ехали в вашем автобусе?
Джеймс Хэтфилд: Нет, их не было. Конечно были туры, когда мы ехали в одном автобусе, или: «Ребят, на этот раз я прокачусь с Metal Church», или что-то типа того. Но тогда были только мы и кое-кто из команды. По-моему Флемминг, наш барабанный техник, сломал палец на ноге. Наш туровой менеджер сломал ключицу. Но помимо всего этого мы были ужасно напуганы. Как я уже говорил ранее в других интервью, когда наш тур менеджер сказал: «Ну ладно, давайте собирать группу и поехали в больницу», а мы, мол, мы не группа. Собрать группу, погодите, погодите. Кого-то не хватает. И продолжает не хватать. И до самых похорон… всё смазалось в тёмное, тёмное пятно. Просто как чёрный туман. Я жил дома у Кёрка, потому что жить было негде, мы же были в туре. У нас не было планов. Все наши вещи были где-то в хранилище или где там.

Дэн Николайко: Ты к тому моменту съехал из дома в Эль-Серрито?

Джеймс Хэтфилд: Да. На похоронах Клиффа для меня открылась ещё одна потрясающая вещь, я тогда сидел рядом с Джимом Мартином, и он собирался идти произносить речь. Он только начал писать то что хочет сказать, будучи уже в церкви, на кусочке бумаги, маленьким карандашом для прихожан, чтобы записывать пожертвования или что там. Я такой: «О боже, ты ничего не написал заранее, что ли?», а он: «А зачем? Что я хочу сказать, и так будет при мне». Ого. Это для меня было просто как прозрение. Когда они включили «Orion», господи. Плакали абсолютно все, это было такое невероятное чувство пустоты, в нас всех словно образовалась огромная дыра, невозможно было осознать и поверить в это.
Думаю, решение забросить нас снова в дорогу, что наши менеджеры посчитали самым лучшим выходом… может на тот момент это и казалось правильным, но я так не думаю. Мне кажется нам нужно было какое-то время, чтобы оправиться. Думаю мы просто подавили свои чувства и отодвинули их на второй план. Может это и послужило нам на руку с определённым дальним прицелом, потому что чувства выходили через песни то здесь, то там. Но вот сидеть и по-настоящему скорбеть… ясно, что все эти гонения и прочее, через что прошёл Джейсон, были частью той злости от потери, которая переполняла всех нас. И когда я проходил реабилитацию, всего этого оказалось так много. Смерть мамы и смерть Клиффа – это две трагедии, которые засели глубоко во мне и застряли. Я не мог выпустить из себя эту тьму. И отпустить это, наслаждаться теми чудесными моментами, которые они подарили мне в жизни… это заставляет повзрослеть. Видишь как это по-настоящему сблизило нас как группу, потеряв, начинаешь реально осознавать, что имеешь, и то, какие уроки при этом можно усвоить.

Дэн Николайко: Когда вы играете его песни, вы ощущаете его присутствие?

Джеймс Хэтфилд: О, да. Чуть до слёз не пробирает, уж точно. Иногда на «Fade to Black». На «Orion» точно.

Дэн Николайко: Я бы подумал именно про «Orion». Вам, ребята, так и не удалось сыграть её с ним на концерте.

Джеймс Хэтфилд: Это было очень сложно. Было бы чудесно сыграть с ним. Но я думаю самый трогательный отрывок в середине, вот прямо здесь (указывает на свою тату с нотами из середины басовой интерлюдии).

Дэн Николайко: Отрывок из басовой партии?

Джеймс Хэтфилд: Да. Вот почему она так сильно меня трогает. Конечно же мы с ним написали множество песен, которые на меня так не действуют, но это такая красивая мелодия.

Я надеюсь увидеться с ним снова. Я правда надеюсь, что что-то там по ту сторону существует. И я знаю, что он с нами. Знаю, что он где-то рядом, подталкивает нас, помогает, присматривает за нами. Я верю в это. Я верю, что есть ангелы хранители и они появляются, когда мы нуждаемся в помощи. Мы бы не продержались без их помощи…

Dimon