«Последняя Проверка для настоящей Рок-Звезды». Интервью с Ларсом Ульрихом
Статья из британского журнала “Kerrang!” за январь 2013 года…
ДалееИстория создания альбома Forbidden «Forbidden Evil»
ЗАЛ СЛАВЫ ЖУРНАЛА DECIBEL
[Материал из журнала "Decibel" за июнь 2022 года]
ОТВЕТНЫЙ УДАР МЕЧОМ
Когда осенью 1988 года лейбл Combat Records (в Европе Under One Flag) выпустил дебютный альбом Forbidden, «Forbidden Evil», они знали, что предстоит борьба за внимание (и кошельки) металхэдов на автостоянках, вечеринках и зачастую во время ночного радиоэфира. Пластинки Megadeth, Iron Maiden, Judas Priest, Queensrÿche, Testament, Slayer и многих других уже давно заняли свое место на вертушках, а кассеты – в магнитофонах. Разумеется, весьма ощутимым стал предстоящий музыкальный штурм в лице мегатонного гиганта Metallica «…And Justice For All», а сингл на песню “Harvester of Sorrow” раскалил атмосферу всего лишь за несколько недель до того, как «Forbidden Evil» появился на прилавках музыкальных магазинов. Однако, несмотря на все это, менеджмент группы и их партнеры по лейблу приготовились к битве.
Большинство только что зародившихся коллективов калибра Forbidden приложили немалые усилия и обладали достаточным талантом, чтобы показать, из чего они слеплены. Все же, эти воспитанники трэш-школы района залива Сан-Франциско обладали двумя преимуществами: 1) менеджером Дебби Абоно и 2) необычной, но эффективной формулой. Сложно переоценить вклад Дебби Абоно в группу – эта женщина превратила школьников-единомышленников в настоящих трэш-гигантов. Честно говоря, Дебби и стала той самой вспыхнувшей искрой, способной на многие годы разжечь огонь, как только на свет появилась демо-запись из трех песен, кассету с которой тут же отправили в Нью-Йорк, столицу звукозаписывающей индустрии 80-х. Изначально назвавшие себя Forbidden Evil (в честь песни чикагских металлистов War Cry), перспективные ребята в лице Крейга Лосисеро и Глена Элвеласа (гитара), Расса Андерсона (вокал), Пола Бостафа (барабаны) и Мэтта Камачо (бас) обладали невероятным драйвом, и парни решили сочинять крутые навороченные песни.
Трэш-метал разговаривал на агрессивном и грубом языке. Однако на своём дебютнике Forbidden изменили этот язык. Лосисеро и Элвелас не только продемонстрировали внушительное владение инструментами на “Chalice of Blood”, “Through Eyes of Glass”, “March Into Fire”, и «закрывашке» альбома “Follow Me”, но ритм-секция в лице Бостафа и Камачо также во многом стала жанро-определяющей. В музыкальном плане Forbidden стремились ввысь, их высокоэнергичные мелодичные запилы есть во всех восьми песнях. Но именно вокалист оказался визитной карточкой коллектива – он держал ситуацию под контролем.
Пока коллеги Андерсона по цеху вопят и угрожают диатрибами о холодной войне, приятный и вежливый фронтмен превращает мелодичный стиль Роба Хэлфорда и Брюса Дикинсона в надрывный зловещий вокал а-ля Том Арайа и Чак Билли. Мощный, но в то же время мелодичный, вокал Андерсона часто потрясал изумленную публику и коллег по группе. Вокальный залп в “Chalice of Blood”, грозная манера в “Forbidden Evil” и молниеносно-быстрая подача в песне “Off the Edge” это лишь три примера интересных необыкновенных моментов. На обложке легко узнается рука художника Кента Мэтью (Possessed, Verbal Abuse), а сам альбом обладал всеми признаками крышесносной утонченной музыкальной классики.
Мы хотели ввести «Forbidden Evil» в Зал славы еще в прошлом десятилетии. Никогда не поздно воздать должное столпам трэша. Испив из чаши крови, найдя кристаллы и освободив души, Decibel расстилает красную ковровую дорожку для «бэй-эриевских» мастеров Forbidden и их неподражаемого дебютного альбома, «Forbidden Evil». Следуй за нами…
Расскажите о том, как сменили название группы с Forbidden Evil на Forbidden. Три года до вашего дебюта, «Forbidden Evil», наверное, были памятными и непростыми.
С Дебби Абоно
Расс Андерсон: Мы подумали, прикольное клише, когда у тебя в названии есть слово «Evil» как часть Forbidden Evil. Уже и так была куча разных групп, и у каждой в названии слово «Evil». Мы не считали себя сатанинской группой и никогда об этом не парились. Поэтому и отбросили слово «Evil». Слово Forbidden (запретный) уже и так само по себе имеет мощную коннотацию.
Мэтт Камачо: Когда я пришел в группу, Forbidden Evil был для меня проектом. Ребята пробились в клуб Ruthie’s Inn и давали там концерты. Услышав о названии Forbidden Evil, я подумал: «О, черт! Я должен быть там!». Мне нравилось это название. Мы организовали встречу с нашим менеджером [Дебби Абоно] и лейблом. Она всегда пыталась во всем находить положительные стороны и говорила нам: «Я тут разговаривала с Кирком Хэмметтом, и он сказал, что вам, ребята, стоит назваться The Forbidden» [смеется].
Пол Бостаф: Нас критиковали за Forbidden Evil. Мы приезжали на вечеринки, знакомились с парнями, с которыми я ходил в старшую школу. И они спрашивали: «Как называется ваша группа?« Forbidden Evil. У них это сразу же вызывало неприязнь. Думаю, слово «evil» само по себе было чем-то странным. Большинство ассоциировали его с группой Slayer. Нам, честно говоря, было насрать. Мы категорически не хотели менять название. Собирались дома у Дебби и давай спорить. Она выполняла роль рефери. Сразу же откровенно говорила нам, если мы несли бред. А несли мы его практически постоянно.
Глен Элвелас: Когда я пришел в группу, у парней уже вышло несколько демо под вывеской Forbidden Evil. Конечно же, это были демо с Роббом Флинном. Я сейчас уже не вспомню названия песен, но тогда все группы так делали – записывали демо. И в 1987 году мы записали демо «March Into Fire». На скорую руку, так как знали, что Дебби собиралась на большой музыкальный семинар в Нью-Йорке, где хотела показать нашу запись крупным лейблам. По приезде домой она позвонила нам и сказала: «Парням из Combat ваша запись реально нравится. Они хотят вас подписать, ребята». И я подумал: «Ого, ни хрена себе как быстро!» [смеётся]
Расскажите, как подписали контракт с лейблом “Combat Records”.
Лосисеро: Combat был одним из многих лейблов, кого мы заинтересовали. Всерьез мы рассматривали пять лейблов: Capitol, Mechanic, Combat, Metal Blade и Roadrunner. В силу своей наивности мы подписали контракт с тем лейблом, который предложил больше денег, к тому же, не хотелось быть в одной обойме с Vio-Lence [лейбл Mechanic]. Мы хотели быть сами по себе. Не хотелось конкуренции. Разумеется, Дебби потом стала менеджером еще и Vio-Lence. Как она это сделала – это небольшое чудо. Я бы также сказал, еще одна весомая причина, по которой мы подписали Combat, – это первый тур Ultimate Revenge (Exodus, Venom и Slayer 1985 – прим. пер). Позже, как только мы подписали контракт, лейбл нам выдал: «Мы собираемся организовать еще один тур Ultimate Revenge». И мы подумали, что это охренительно.
Камачо: Нам понравилось, что у “Combat” лицензии по всему миру. Таким образом о нас узнали в Европе. Я бы сказал, на мое решение подписать контракт с Combat Records повлияли Megadeth и Exodus. Глядя на них, я понял, что не все так плохо.
Элвелас: Мы выбрали “Combat”, так как считали, что остальные лейблы ни черта не разбирались в трэше. Не хотелось подписать контракт, заработать кучу денег, а потом лейбл не знает, как нас продвигать. Нас такое не устраивало. Дебби сказала правильные слова: «”Combat” вам подходит. Они разбираются в этой музыке». Мы с ней согласились и практически сразу же после этого подписали контракт с Combat. Может быть, другие лейблы предложили нам чуть больше денег, но “Combat” разбирались в трэше. Поэтому мы чувствовали себя спокойно и уверенно. Сегодня можно сказать, что все было не зря.
Андерсон: Они относились к нам хорошо. Делали все от них зависящее. Видели, что мы готовы вкалывать, поэтому и готовы были нам всячески помогать. Мне совершенно не на что жаловаться. Мы подписали контракт на пять пластинок, если мне память не изменяет.
Какое влияние на карьеру Forbidden оказала Дебби Абоно?
Лосисеро: Дебби пришла к нам, потому что я очень хотел видеть её нашим менеджером. Мне было 17 лет, и ничего другого я и не знал. Когда Робб ушел в Vio-Lence, мы как бы остались без рулевого. Пришлось мне брать на себя эту роль, причем очень быстро. Я сказал: «Так, ребята, с нами будет работать женщина, которая руководила Possessed!». И все такие: «Как ты это сделаешь?». Я позвонил Уэсу Робинсону, владельцу Ruthie’s Inn. Он, можно сказать, был знакомым. И говорю ему: «Мне нужен номер телефона Дебби. Хочу спросить её, готова ли она взять над нами шефство». В общем, сделал ей холодный звонок. Не помню, как пошел разговор, но мы, возможно, были одной из немногих групп, кто обратился к ней, как только развалились Possessed. Мы решили, эта женщина знает, что делает. У Дебби хватало опыта. И я попросил её заценить нас и сказал, что мы круче всех в округе. Вокалист у нас не хуже Роба Хэлфорда, но играем мы быстрее и тяжелее. И она мне: «Э, ну не знаю. Я только в себя пришла после Possessed». Я пригласил её на наш концерт, мы рубили в клубе Twilight Zone в Аламиде, штат Калифорния. Хотел, чтобы она пришла и хотя бы послушала нас живьем.
А тем временем я отправил ей демо, которое мы только что записали. Я его всем отправлял. Песню «Follow me» крутили по радио KUSF, там заправлял Рон Куинтана. Он нас знал. Все просто охуели. Дэйви Вейн [из глэм-метал группы Vain], позвонила Дебби, как только услышала эту песню, и сказала: «Я тут на группу крутую наткнулась». Это были мы. Так что она узнала о нас из телефонного звонка, а потом ей еще и Дэйви позвонила. Напела Дебби на ушко. Наконец Дебби послушала демо и, конечно же, ей понравилось. Мы отыграли концерт в Аламиде и конкретно дали жару. Был почти аншлаг. Человек 400 пришло. После выступления она подошла к нам и сказала, что возьмет нас. Вот с этого все и началось.
Бостаф: Дебби оказала огромное влияние. Она фактически была шестым участником группы. Рассказывала, как все устроено. Каждая группа считает, что все вокруг ей обязаны. Звездная болезнь, все такое. И помню, я сказал Дебби: «Слушай, нам нужно больше звуковой системы, освещение». А она нам: «Вы себя Металликой возомнили, что ли?». Были группы и покруче нашей. Да, мы были в порядке, но требовалось стать лучше. Дебби заставила нас больше и усерднее работать, потому что всегда говорила правду. Я прислушивался к мнению лишь двух людей. И все это благодаря Дебби. Эти люди – Стеффан Чирази и Джеймс Хэтфилд. С Джеймсом Хэтфилдом мы никогда не виделись, но сын Дебби был его другом. Поэтому мы узнали честное мнение Хэтфилда. Он сказал сыну Дебби: «Группа классная, но барабанщику нужно поработать». Я подумал: «Чего?». Я всегда вкалывал как черт, но, видимо, не достаточно. Хэтфилд считал, что я не даю группе разогнаться. Тяжело было принять такую правду, но он оказался прав.
Затем Стеффан написал о нас в прессе. Мы были дико злы. Хотелось послать его. Он же ни черта не разбирается! Куда лезет?! Но Дебби сказала нам: «Послушайте. Вы должны кое-что уяснить; вы считаете себя лучшими, но если не сможете принимать критику от публики – а ведь они приходят на вас посмотреть – то как вы собираетесь стать лучше?». Невозможно всем угодить, невозможно слушать всех подряд. С этим непросто смириться, но это необходимо любой группе. Однако есть и мнения, к которым следует прислушиваться. Интуиция сама подскажет.
Легендарный клуб Ruthie’s Inn, похоже, был идеальным местом сходок для групп из района залива и всех друзей по соседству. Насколько большую роль этот клуб (и другие местные площадки) сыграл в становлении и продвижении Forbidden?
Лосисеро: Мы играли только в Ruthie’s Inn, потому что я позвонил Уэсу [Робинсону]. Кажется, вошел к нему в кабинет, когда собирался заценить очередную группу. Он спросил, кто я такой. Мы нашли общий язык, и он определил меня в Eastern Front вместе с Metal Church, который состоялся за день до того, как они отыграли с Metallica, Megadeth и Exodus в Civic Center в канун Нового года (31 декабря 1985). 30 декабря мы отыграли в Ruthie’s Inn. Это было наше первое выступление там. Приходилось пробиваться через низшие лиги района залива. И пусть Дебби была нашим менеджером, признания и уважения со стороны публики мы должны были добиваться сами. Прорыв случился, когда мы отыграли в клубе The Stone [10 июля 1987 года] вместе с Testament и Heathen, тогда мы решили добавить в свой сет песню Judas Priest “Victim of Changes”. Все охренели. Перед нами открылось много дверей. Все мы котировали Priest.
Камачо: Клубная сцена процветала. Энергия била ключом. Приходилось везде пробиваться самим. Помню, даже пришлось сыграть в карты, чтобы нам дали выступить в клубе The Stone. Мы там встретили чувака из компании Nady Systems. И приходилось всячески пробивать себе выступления, пока за нас не взялась Дебби. Как только она стала нашим менеджером, мы смогли выступать на более крутых площадках.
Бостаф: Концерт в The Stone случился чуть позже, чем выступление в Ruthie’s Inn. Я поздно появился на местной музыкальной сцене. Существовало несколько клубов, где можно было увидеть группы живьем; большинство этих клубов давно закрыты и снесены. Но Ruthie’s Inn и The Stone были ключевыми площадками. Музыка росла и развивалась, и мы уже не умещались в Ruthie’s Inn. Вполне естественным образом все перешли в The Stone, а потом и в The Omni в Окленде. Но помимо металла была огромная панковская сцена. Они тоже были частью местного «бэй-эриевского» звучания. Трэш-метал зародился при слиянии хеви-метала и панка.
Элвелас: Клуб Berkley Square был еще одним крутым местом, где рубили трэш. Дебби тоже была в тусовке. Она также дружила с Глорией [Кавалера], когда Глория руководила Sacred Reich. Еще у нас была Кэт [Судовски], менеджер Death Angel, а она близко дружила с ребятами из Metallica. Было множество связей, которыми мы не стеснялись пользоваться.
В музыкальном плане Forbidden были великолепны. Это было понятно еще со времен Forbidden Evil. Когда вышел альбом «Forbidden Evil», стало ясно, что группа в музыкальном и эстетическом плане повысила ставки. Какие факторы повлияли на ваши музыкальные взгляды в Forbidden? Спору нет – район залива действительно славился своими талантами.
Камачо: Мы охренели, когда увидели Exodus, наблюдали за тем, как [Пол] Бэлофф угрожал позерам [смеётся]. Я хотел быть как парни из Exodus. Они на меня оказали огромное влияние. У местной сцены был свой менталитет и четкая позиция, и мне это чертовски нравилось!
Лосисеро: Здесь слияние различных влияний, так сказать. Во многом должен отдать должное Роббу Флинну. Мы с ним вместе сколотили группу. Первые песни, которые он сочинял, были весьма крутыми. К примеру, “Legions of Death”, и инструменталка “Egypt Has Fallen”. Кто бы что ни думал по поводу Machine Head и Vio-Lence, Робб в 80-х был настоящим новатором. Он слушал чью-нибудь песню, выписывал аранжировку, и к этой аранжировке придумывал уже свои риффы. Таким образом научился простейшим способом структурировать песню. Он до сих пор так делает.
Робб помог мне понять, как строится песня. Мы начали сочинять вместе. Позже это превратилось в песни вроде “Forbidden Evil”, “As Good as Dead” и “Chalice of Blood”, изначально она была на треть медленнее [смеётся]. В какой-то момент правой рукой я научился высекать играть плотнее и быстрее [Робба]. Он оказал на меня огромное влияние. Также Пол смотрел, насколько быстро может играть. Затем в группу пришел Мэтт, и все скрепилось словно клеем. Когда мы взяли Глена, он в трэше не разбирался, любил глэм. Нарезал соялки как Dokken или Van Halen. Под аккомпанимент наших трэшевых песен Расс смог петь мелодично как Хэлфорд, чем мы здорово отличались от остальных. То есть в музыкальном плане у нас не было ограничений. Поэтому поначалу такое сочетание некоторым было непонятно, но в конечном итоге они врубились в то, что мы делаем.
Бостаф: В районе залива постоянно кто-то выступал. Очень высокая конкуренция. Death Angel, Vio-Lence и Testament. Большинство групп были подающими надежды, и достаточно было лишь протянуть руку, чтобы до них дотронуться. Все прямо перед тобой. Каждый формировал свое фирменное звучание, и Forbidden не стали исключением.
Элвелас: Я играл технично. До моего прихода большую часть песен в группе сочинял Робб. Крейг там тоже был, сочинял и играл. Поэтому, когда Робб ушел, Крейг взял на себя роль композитора. Когда пришёл я, мы смогли писать более сложные техничные песни. То же самое касалось и соло. Мы всегда старались придумать нечто необычное, и знали, кто как может сыграть. Я познавал, что такое трэш, а Крейг учился тому, как он хочет, чтобы мы звучали. Вот так, я думаю, мы и стали Forbidden. Или сформировался фирменный стиль Forbidden. Поэтому это был естественный прогресс. Могу сказать, что мы здорово учились друг у друга. Не стоит забывать, что район залива представлял собой весьма сплоченное сообщество. Невозможно было прийти на какую-нибудь вечеринку или концерт и не увидеть там ребят из других групп вроде Exodus, Vio-Lence, Metallica, Possessed или Primus. Сцены Окленда и Беркли были небольшими, но энергии в нас было хоть отбавляй.
Расскажите, как сочинялись песни.
Лосисеро: Ну, наше написание песен делится на три периода. Первый период – это мы с Роббом, когда написали “Forbidden Evil”, “Chalice of Blood”, “As Good as Dead” и “March into Fire”. “Chalice of Blood” написал практически один Робб. “March into Fire” – написал почти я один, а “Forbidden Evil” стала нашей с ним конгломерацией, 50 на 50. Когда Робб ушел, я не был готов взять на себя роль основного композитора. Но мне не оставили выбора. Поэтому, второй период – когда мы взяли в группу Глена – был полностью на наркоте. Занюхал и взял в руки гитару [смеётся]. Глен не врубался в то, что мы делаем, но довольно быстро учился. Мы с ним написали песни “Feel No Pain”, “Through Eyes of Glass” и “Off the Edge”. А, и “Follow Me”. Вступление к “Follow Me” позже добавил Глен. У него была инструменталка, в азиатском стиле.
А третий период – это “Follow Me”, которую я написал на школьном уроке музыки. Когда я учился в выпускном классе, конкретно вдохновлялся музыкой, и написал несколько реально быстрых риффов. Всем нам эта песня понравилась, она стала нашей самой эпичной. Мы написали её последней для демо до того, как подписали контракт. Думаю, “Through Eyes of Glass” была последней, которую мы придумали и собрали по кусочкам. Обложка была придумана под влиянием Van Halen “D.O.A.” [смеётся].
Андерсон: Много кто сочинял на этом альбоме. Мне кажется, мы немного спешили, потому что не было времени сидеть и делать что-либо еще. Я был весьма доволен нашей проделанной работой, но на пластинке чувствуются различные музыкальные стили, и разумеется, они стали еще больше прогрессировать на последующих альбомах.
Бостаф: Я также принимал активное участие в аранжировках и высказывал мнения, и гитаристы пиздец как из-за этого бесились. Бедный Крейг. Всю ночь работал над каким-нибудь риффом, и показывал его мне на следующий день, а я говорил: «Мне не нравится». У нас с ним всегда были разногласия, но всегда честные беседы. Я думаю, благодаря Крейгу мы стали еще круче.
Элвелас: Наше звучание было классным сочетанием наших с Крейгом стилей. Мы экспериментировали со звучанием, чего ни один из нас прежде не делал. Вступление на гитаре в песне “Through Eyes of Glass” – корень проблемы, из-за которой я потом ушел из группы. Но я так сочинял, это был мой стиль, и я хотел быть Алексом Сколником нашей группы. В то время Testament, возможно, были моей любимой группой в мире. Алекс поражал меня своими соляками и запилами. Вот и я хотел сыграть в таком же стиле. Думаю, это слышно в песнях “Off the Edge”, “Feel No Pain” и во вступлении к песне “Follow Me”.
Какие темы текстов у вас были? На первый взгляд кажется нечто зловещее и жуткое, но чувствуется враждебность общества.
Лосисеро: Давай скажу так: Рассу нравилось импровизировать, что-то придумывать. Ему нравилось писать тексты в последний момент. Он никак заранее не готовился. Я попытался придумать что-то свое. Остальные ребята тоже. Когда мы сочиняли “Follow Me”, было ржачно. Все были конкретно угашенные, с нами еще несколько телок. Думаю, большая часть песен была написана, когда Расс пытался экспериментировать. Не хочу, чтобы у кого-то изменилось к этому альбому отношение, но, честно говоря, меня от некоторых текстов передергивает. Когда Расс их сочинял, меня рядом не было. Он должен был забрать меня в тот день из дома, но так этого и не сделал. А потом он мне говорит: «Чувак, тексты написаны! Ты охренеешь!». И я подумал: «Да, видимо так оно и будет» [смеётся]. Мне потребовался год, чтобы к ним привыкнуть. Сейчас они мне очень нравятся, кстати говоря. “Chalice of Blood” – звездный час Расса. Он рос в верующей семье. Вот и решил в этой песне вылить весь свой страх Бога, о котором ему втирали в детстве предки. Ладно, песня “Through Eyes of Glass” весьма неплохая – про эдакий хрустальный шар. “Feel No Pain” напоминала больше какой-то комикс «Шпион против шпиона» из журнала Mad.
Вы записывались в студии Alpha & Omega, Studio 245 [Хайд Стрит] и Prairie Sun, в Калифорнии. Как это было?
Камачо: Alpha & Omega, на этой студии записывались такие команды как Blue Oyster Cult. Поэтому студия обходилась нам в одну тысячу баксов в день. Записывались на двухдюймовой ленте. В студии мы провели две недели. Записывались по будням в течение дня, потому что так было дешевле всего. Когда мы уходили, под вечер приходили более именитые коллективы. У нас был запасной план, если вдруг не хватит времени на студии Alpha & Omega, то мы сможем использовать Prairie Sun. Времени нам действительно не хватило, а еще в Prairie Sun мы еле успели, там мы записывали вокальные партии Расса.
Лосисеро: Все прервалось, когда мы записывали партии барабанов. Не знаю, кто это был, когда мы записывали партии гитар и баса. Вокал в студии Alpha & Omega мы записать практически не успели. Вокал Расс записал за один день в Prairie Sun. То был скандально-известный день, когда Расс покинул меня на алтаре [смеётся]. Но я очень хорошо помню студию. В здании было три или четыре разных студии. Это было в районе Тендерлоин. Всюду чертовы наркоманы, проститутки и сутенеры.
Бостаф: Когда Расс писал вокал, я работал, поэтому меня в студии не было. Расс записал свои партии за один день. Настолько он крут. Природный талант. Его вокал лучше моих барабанов на этой пластинке. Представь, что бы было, дай ему хотя бы еще один день.
Элвелас: Честно скажу, когда я оказался в студии Alpha & Omega, меня сначала немного накрыло, студия высшего класса. [Джо] Сатриани записывал там альбомы «Surfing With the Alien» и «Dreaming No. 11». Когда я подумал о том, что сидел на том же стуле, что и Сатриани, мне крышу сорвало.
Как вам работалось с продюсерами Дагом Колдуэллом и Джоном Куниберти?
Лосисеро: Даг был нам послан свыше. Он записывал наши демо. Мы хотели с ним работать с самого начала. Как только мы подписали контракт с Дебби и оказались на лейбле Combat, они хотели, чтобы мы работали с Джоном, потому что он работал над пластинками Сатриани, который также был на лейбле Combat. Так что мы получили обоих, и это, безусловно, был компромисс. Но они здорово дополняли друг друга, пусть даже Джону это немного не нравилось. Джон работал с Dead Kennedys – боги! – но трэш ему не нравился. Каждый день он вечно закатывал глаза. Его известной цитатой была: «Ну, я думаю, ребятам из Combat понравится!». Еще он постоянно говорил: «Реально так должно звучать?». Он заставлял нас чувствовать себя какими-то никудышными музыкантами. В итоге, я считаю, звучит потрясающе. Барабаны отличные, гитары просто заебись. Ну и вокал само собой, выше всяких похвал.
Бостаф: Когда мы сочиняли пластинку, я обнаружил, что на моих басовых бочках какой-то шумоподавитель порогового действия. То есть, если играешь слишком легко и слабо, то сигнал не поступает на запись. Иногда это происходит, когда играешь быстрее, и Джон почему-то так сделал. Это значит, что во время сведения невозможно было сделать барабаны громче. Есть на пластинке пару мест, где басовые бочки вообще не существуют.
Элвелас: Джону нравились гитарные партии. Он и сам был гитаристом. Он нашел правильную тональность, и, я думаю, понимал, чего мы с Крейгом хотели добиться. Я словно в магазине сладостей оказался. Мне понравилось записывать альбом. Джон также был не прочь поэкспериментировать. Некоторые мои «бомбочки» на гитаре были записаны задом наперед. Он брал пленку, переворачивал её и добавлял реверберацию. Фактически хватал ленту и обрезал. Потрясающе!
Джон Куниберти: Из-за высокого темпа и аранжировок две гитары и бас должны были звучать в идеальной синкопе с барабанами. В противном случае, получится каша. Поэтому требовалось записать барабаны, бас и гитары живьем под метроном. Затем мы работали над барабанными партиями, и либо делали вход в запись, либо убирали куски, которые выбивались из метронома. Не стоит забывать, что тогда записывали на аналоговую ленту. Как только я разобрался с барабанами, мы слушали каждую гитарную дорожку на фоне барабанов, и исправляли все необходимое уже на ходу, чтобы получилось плотно и гармонично. Для этого в некоторых случаях гитаристу приходилось перезаписывать песню целиком. Бюджет был крайне мизерным. Мне приходилось быть сержантом-инструктором по строевой подготовке, и часто это раздражало остальных ребят. Но я не пытался им понравиться или быть для них терапевтом. Мне было важно сделать крутую пластинку и остаться в живых, чтобы сделать следующую.
Откуда взялась иллюстрация Кента Мэтью?
Лосисеро: Первый набросок сделал друг по имени Энди Рутерфорд. Он нарисовал два панковских черепа, сталкивающихся лбами над утесом. На одном был крест, а на другом – перевернутый крест. Такой была изначальная идея. Дебби познакомила нас с Мэтью, и меня впечатлила его обложка альбома «A Mi Ga Sfafas? группы Fang. Он был охренительно крутым, странным и эклектичным, когда мы с ним познакомились. Все, что можно ожидать от художника, оформляющего панковские обложки – как будто он все это делал под кислотой [смеётся]. Мы рассказали ему свою концепцию, затем Расс встретился с ним уже во второй раз, пока мы записывали пластинку. Разумеется, мы были не в курсе. Когда Кент показал Рассу свои наброски, там был какой-то колдун, он держал хрустальный шар, и в нем бьются эти два черепа. Угадай, чья это была идея [смеётся]. Мы сказали: «Ни за что!». Затем Кент быстро достал то, что мы хотели, и это и была обложка. Ну это была десятая часть того, что мы хотели. Мы знали, что у нас есть обложка альбома, когда Кент закончил оформлять финальную версию. И наконец у нас появилась обложка, подходящая нашей музыке.
Расскажите о концертах [Ultimate Revenge 2, Dynamo] и гастролях в поддержку альбома «Forbidden Evil».
Лосисеро: Ну мы подумали: «А чего это мы выступаем с Raven? Они же старики!» [смеётся]. Когда мы приехали в Трокадеро [Франция], никто понятия не имел, кто мы такие. Альбом еще не вышел, и никаких промо не было. И вот мы вышли на сцену. Сначала сыграли “Off the Edge”. Конечно же, я тут же порвал струну. Пришлось играть на чертовой гитаре Эдди Ван Халена, запасной гитаре Глена. Ultimate Revenge 2 был для нас огромной честью.
Камачо: The Ultimate Revenge 2 был нашим выступлением за пределами родного города. Но самое мое ужасное воспоминание в рамках того тура случилось в клубе Blondies в Детройте. С потолка полилась вода, и в зале было настоящее пекло. Кнопки рециркуляции воздуха не было. Видимо, мы были ещё слишком молоды, чтобы подохнуть там.
Бостаф: Я боюсь высоты. До выступления на Ultimate Revenge 2 в Филадельфии я никогда в жизни не летал на самолете. Когда самолет взлетел, я ругался как ненормальный. Вцепился в переднее сиденье, костяшки на кулаках побелели. Дебби сидит рядом со мной, и хватает меня за руку. И потом мне вдруг приходит в голову мысль: «Ты какого черта вообще творишь?! Ты же этим собираешься на жизнь зарабатывать! Лучше тебе, чувак, привыкнуть к полетам». После этого я успокоился и расслабился. Дебби нас после многому потом научила в плане гастролей. Когда мы поехали в тур по США, нам давали 10 баксов в день на еду. Не много. Может быть, хватит пару раз в «Макдональдсе» перекусить. Дебби рассказывала нам истории о том, как парни из Metallica – когда поехали в свое первое турне – приходили в забегаловку «Карлс Джуниор» и умудрялись за 2.99 бакса набрать себе еды со шведского стола. Я всегда выискивал «Карлс Джуниор» и ел до отвала.
Элвелас: Выступая на Ultimate Revenge 2, мы собирались в первую очередь записать видео концерт. Знаешь, съемка, снято, еще раз. Чем ближе становилось шоу в Филадельфии, тем больше я понимал, что это настоящий концерт. И решил вынести гитару на сцену и разбить её. И после того, как мы отыграли свой сет, я схватил гитару [которую сам собрал], а когда собирался её разбить, гитара отскочила от сцены. В конечном итоге она разбилась [смеётся]. Я не ожидал, что Расс её поднимет. Он поднял за грифф, не понимая, что там ещё и струны, а к ним еще и «ручка» приделана. Расс швырнул её в толпу. И вот сначала грифф, а потом уже ручка. Кому-то здорово прилетело и прилично рассекло голову. Вот это мне не понравилось. Было не по себе.
Андерсон: На фестивале Dynamo в Голландии присутствовало 26 000 человек. У нас есть мини-альбом с того выступления. На нем “Through Eyes of Glass”, “Chalice of Blood” и «пристовская» “Victims of Change”. Я считаю, получилось весьма круто. Это было живое выступление – без сомнения – одно из наших первых в Европе. Было круто. Лучшая публика [в Штатах], перед которой мы играли, была на Среднем Западе и Западе. В таких местах как Кливленд и Денвер.
Как приняли ваш альбом? В 1988 году было с кем конкурировать.
Лосисеро: Я совершенно был не в теме насчёт того, как народ отреагирует, и я все еще пытался привыкнуть сам. К нашему большому удивлению – особенно, когда вышли предварительные копии – появились рецензии на пластинку. Оказалось, не все так плохо. А я про себя думал: «А ту ли пластинку они слушают?» [смеётся]. Думаю, их зацепила свежесть и уникальность. Вот мы, альбом наш готов, и людям он реально зашел. У нас сразу же появилось уверенность в своих силах, и мы смогли сочинить нечто более грандиозное вроде «Twisted Into Form».
Глен покинул группу в 1989 году. При каких обстоятельствах?
Лосисеро: Ну, мы потеряли целый день вокала, потому что Глен с Джоном решили записать инструментал. Мы и так уже выбивались из графика, и нам сказали прийти в тот день в студию чуть позже. Когда мы приехали, Глен записывал инструменталку. И мы подумали: «Блядь, ты серьёзно?!» Строил из себя Джо Сатриани. И мы подумали: «Нет, чувак. Мы – группа, а не сольный проект». Нас его выходка вывела из себя. Пол конкретно психанул. Не самый приятный момент в студии. Мне потом нужно было записать все свои соло. И вот тогда мы осознали, что с Гленом нам, видимо, не по пути.
Андерсон: Глен ушёл по обоюдному согласию. Ему нравились гитаристы вроде Сатриани и [Ингви] Мальмстина. Он хотел быть ведущим соло-гитаристом, а мы хотели быть командой. Когда мы начали сочинять альбом «Twisted Into Form» с Гленом, нас хватило от силы на один день. Мы довольно быстро взяли на его место Тима Калверта.
Элвелас: Да, я хотел быть ведущим соло-гитаристом. Я сочинял песни и хотел взять на себя эту роль. Ребята это прекрасно видели. Мы даже не спорили по этому поводу. После совместных гастролей по Европе с Sacred Reich я получил весточку. Они сказали: «Слушай, мы встречаемся в студии». Я и подумал, как-то это странно. Мы репетировали в складском помещении, и я подумал, что теперь будем репетировать в студии. Когда я туда приехал, они сказали: «Слушай, на твое место мы нашли человека. Вот, познакомься. Его зовут Тим Калверт». И я им ответил: «Что ж, ладно. Вы сами по себе. А я – сам» [смеётся]. Разумеется, ничего у нас не вышло. Возникли музыкальные разногласия, и это понятно. Я хотел быть Testament. Они этого не хотели. Забавно, что я в итоге оказался в Testament.
Что можете сказать о сегодняшнем огромном музыкальном влиянии «Forbidden Evil»?
Лосисеро: Наполеоновских планов мы не строили – дьявольских тоже. Мы были простыми парнями, работали как черти, сочиняли трэш. И тут бах! А теперь группы берут с нас пример, сочиняют песни по нашим шаблонам, вдохновляются. Мне нравится, что нынешние подростки берут фишки, которые мы использовали 30 с лишним лет назад, и придумывают что-то свое. Это приятно – огромная честь для меня.
Бостаф: Поверить не могу! Но время было другое. Никакого YouTube. Мы обменивались кассетами. Приходилось покупать альбомы. Помню, кто-то притащил в школу альбом Iron Maiden «Killers». Мой сосед из дома напротив пришел, постучал в дверь, и когда я посмотрел в глазок, там была пластинка «Killers». Я такой: «Какого черта?». Я еще даже не слышал пластинку – но тут же понял, что люблю эту группу! Мои друзья слушали Led Zeppelin, AC/DC и тому подобное. Помню, спросил их: «А вы, парни, слышали Iron Maiden?». А они мне: «Нет, что за идиотское название!». Хотел бы я с ними сейчас поговорить.
Элвелас: До меня реально дошло, когда мы собрались снова вместе в 2008 году. В плане мерча, когда отыграли 3-4 фестиваля в Европе, мы убрали даже KISS и Iron Maiden. Это было безумие! Нечто! Здесь, в Штатах, никто не сходил с ума. Помню, столкнулся с Джеффом Лумисом [Nevermore] и Уилли Адлером [Lamb of God]. Лумис обнял меня. Уилли сделал то же самое, и сказал: «Чувак, мы с братом слушали Forbidden, пока предки собачились на втором этаже. Пока они там выясняли отношения, мы отрывались под ваши песни!»
Материал и перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук
Dimon
- 3 комментария
- Темы: Bay Area Thrash Metal, Decibel, Forbidden, Paul Bostaph, История записи альбома
Metbash in Twitter
Очень давно не было материалов про трэш-металл группы, кроме Металлики. Да что же это такое? Спасибо, что вспомнили. А ведь новости ещё и из стана других команд бывают. Порадовали.
Ответитьс возвращением, ThRaSheR!
Ответить* В плане мерча, когда отыграли 3-4 фестиваля в Европе, мы убрали даже KISS и Iron Maiden. Это было безумие! Нечто! * а Кисс и Айрон Мэйден участвовали втех фестах?
Ответить