Чак Билли из Testament о корнях племени Помо и роли шаманов в борьбе с раком

Testament – один из редких случаев, когда металлическая группа не сдала позиции, обретя спокойствие. В 2001 году у фронтмена обнаружили раковую опухоль, и все признаки указывали на то, что карьере настал конец.

Но к счастью, сильный духом Билли победил недуг и через четыре года, в 2005, был крайне рад реформировать Testament, отыграв несколько концертов в классическом составе: Билли, гитарист Эрик Питерсон, а также вернувшийся соло-гитарист Алекс Сколник, басист Грег Крисчан и барабанщик Луи Клементе.

Несмотря на то, что с тех пор группа пребывает в прекрасной форме, только сейчас Билли решил обратиться в музыке Testament к исцелению. Альбом “Titans of Creation” (выходит 3 апреля на Nuclear Blast), по мнению Билли, как нельзя лучше для этого подходит.

Но дело не только в успешном исцелении Билли: на альбоме “Titans of Creation” квинтет из Района Залива СФ звучит так же энергично, как в период рассвета жанра в 80-х. И несмотря на то, что от классического состава группы осталось лишь трое, ребята демонстрируют прекрасную сыгранность, и пластинка вполне способна составить конкуренцию нестареющей классике вроде “The Legacy” (1987) и “The New Order” (1988).

К тому же альбом “Titans of Creation” – первый почти за тридцать лет, записанный тем же составом, что и предыдущий, “Brotherhood of the Snake” (2016).

«В этот раз я дал Эрику возглавить атаку, тогда как раньше всегда отстаивал свою позицию, и мы сталкивались с ним лбами, – признаёт Билли, – либо я ему говорил, что рифф недостаточно тяжёлый или мне просто не нравится этот рифф – вёл себя как нытик, признаю. Вечно ему за что-нибудь высказывал. Так мы раньше сочиняли песни».

Но в этот раз Билли не стал трогать Питерсона и ждал его идеи. «Я сочинял мелодии и тексты к музыке, которую он мне дал. Снова хотелось упрямиться, но я держал себя в руках. Если мне казалось, что какой-нибудь аккорд в рамках Testament звучит странно, я работал с ним, – объясняет вокалист, – не знаю, почему в этот раз получилось именно так. Эрик постоянно жалуется, что отправляет мне музыку, а мне не нравится».

Но Билли считает, пластинка от этого только выиграла, потому что Питерсон смог разнообразить риффы, придав каждой песне особенную атмосферу.

Когда Питерсон присылает тебе рифф, насколько к этому моменту остальные уже высказали своё мнение?

Сначала мы с Эриком работаем над риффом. Я приезжаю к нему домой, беру микрофон, и он мне играет песни, а я уже подстраиваюсь. Бормочу, что в голову придёт, и мы это записываем. Вот так всё и начинается. Я до посинения кручу эти записи у себя в машине, и потом вдруг всё рождается само собой, потому что я вдоволь наслушался музыки.

Темы некоторых новых песен идеально бы вписались в классические пластинки Testament – ядерное уничтожение («Вторая мировая война»), религиозные культы («Дети следующего уровня»), сверхъестественные явления («Ловец снов»). Но в то же время вы поёте о более современном, к примеру, в песнях «Симптомы» и «Знахари».

Конечно. Песня «Симптомы» о душевной болезни и депрессии, а «Знахари» появилась после моей борьбы с раком. Я виделся с тремя знахарями, коренными американцами –все они шаманы. Я хотел рассказать, что они для меня сделали.

Слова к песне «Симптомы» написал Алекс. Поскольку в музыкальной индустрии много всего происходит, недавно умер Крис Корнелл и всё такое, я считаю, что тема подходящая. И Алексу такие тексты даются легко. Он всегда задевает за живое и пишет актуальную лирику.

Раньше мы сочиняли в туре, мы с Эриком и Алексом сидели в гастрольном автобусе, играли песни на акустической гитаре и вместе сочиняли тексты. Для «Знахарей» Алекс дал мне доработать его музыкальные идеи, но для «Симптомов» у него была своя идея лирики и мелодии. Когда Алекс отправил мне готовую идею для песни, мы со Стивом «Зетро» Сузой [из Exodus] написали текст, но Алекс его забраковал [смеётся].

Мне нравится стиль лирики Алекса, потому что он отличается от того, как сочиняет Эрик. Он своеобразно выбирает время, когда нужно вступить вокалисту. Две его песни – «Симптомы» и «Законы Хаммурапи» – безусловно, предают пластинке другую атмосферу.

Почему тебе понадобилось так много времени, чтобы спеть о борьбе с раком?

Один из знахарей умер в прошлом году, а первый впал в маразм. Он сейчас в больнице ветеранов в Нью-Йорке. Несколько лет назад я к нему ездил, и он меня не узнал. А последнего знахаря, Черепаху, я с тех пор и не видел. Он переехал из места, где совершал обряды исцеления. И я как бы посчитал, что настало время выступить от их имени. Сомневаюсь, что я был бы жив, если бы не они.

Я не хотел писать об этом раньше, потому что вспомнил историю, которую рассказывала ещё бабушка. Наш дедушка страдал лейкемией, и к ним в дом пришёл знахарь. Незадолго до смерти деда знахарь сказал: «С ним всё будет в порядке. Не надо на этом зацикливаться. Живите своей жизнью». Не знаю; мне это запомнилось. Но в этот раз мне захотелось воздать должное всем трём знахарям, которые мне помогали.

В песне «Знахари» ты упоминаешь духов-наставников.

Да, первый знахарь мне сказал, что мой дух-наставник – ветер. Об этом я упоминаю в песне, упоминаю обо всём, чему они меня научили. Один из них научил меня, как заставить опухоль сжаться. Она была слишком большого размера, поэтому оперировать её было нельзя. Он сказал мне: «Выбери цвет, олицетворяющий силу, энергию и мощь». И я представил кристально-голубую энергию, и он мне сказал: «Ладно, а теперь сосредоточься на опухоли, на её размере и мысленно заставь её утонуть в этой кристально голубой воде».

Когда я слышу тексты, я реально вспоминаю тот день, когда был на вершине горы и проходил ритуал. Я воспитывался на всех этих историях, но наше племя и семья были католиками. Мама была очень религиозной, и каждое воскресенье я ходил в церковь. Катехизис я познал в школе. Но с годами – особенно после рака – я стал больше верить в силу духов, а не религии.

Глубоко ли тебе пришлось копнуть, чтобы ознакомиться со своим происхождением?

До болезни меня это не интересовало. Отец родился в резервации, но не хотел, чтобы там росли его дети. Поэтому мы были немного отделены от нашей культуры, но в мире белых я чувствовал себя чужаком. Было ощущение, что на меня смотрят иначе.

Но мне было комфортно, когда я вернулся в резервацию и увидел, что моя семья до сих пор там живёт. Летом мы всегда туда приезжали, я смотрел вокруг и думал: «Ничего себе! Они выглядят как мои братья!» [смеётся]. Мы же ведь все похожи. Многие индейцы племени Помо – одного и того же телосложения. Здоровые и высокие ребята.

Наше племя известно тем, что плетёт корзины – у мамы есть корзины в Смитсоновском музее – но, к сожалению, мы утратили свой язык и обычаи. Однако в последнее время всё возвращается. Было здорово стать частью отдельного экспоната в музее вместе с бабушкой.

Перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук

---

Dimon