Тони Айомми из Black Sabbath: «Мне не хватает тусовок с ребятами и гастролей, но играть я не перестал»

Написал Dimon 23 февраля, 2020 в Немного Другой Музыки

[Материал из журнала "Kerrang!" за февраль 2020 года]

Пятьдесят лет назад дебютный альбом кучки подростков из рабочего класса Бирмингема изменил курс музыкальной истории. Выпустив в феврале 1970 одноимённый альбом, Black Sabbath фактически ИЗОБРЕЛИ хэви-метал. И не было в развитии группы и продолжительной истории человека важнее, чем гитарист и главный музыкальный архитектор Тони Айомми.

Родившийся в музыкальной семье, Тони взял в руки гитару в подростковом возрасте, но его карьера едва не оборвалась. Молодому кудеснику гитары предложили место в группе The Rockin’ Chevrolets, которых позвали в европейский тур, но до отъезда на гастроли Тони, работая на сталелитейном заводе, лишился кончиков двух пальцев на правой руке. Сдаваться юный Тони не собирался и начал экспериментировать, как продолжить играть, отчасти сформировав низкое, иногда тягучее, но главным образом, монструозно тяжёлое звучание, определившее стиль Black Sabbath почти на полвека.

Спокойствие и уравновешенность помогли Тони держать Sabbath в узде и стоять за штурвалом группы, минуя морской шторм. В 70-х Black Sabbath выпустили ряд классических альбомов, а также вдоволь насладились алкоголем, наркотиками и саморазрушением, что привело к уходу фронтмена Оззи Осборна. В 80-е и начале 90-х группа переживала взлёты и падения, но Тони упорно трудился, став в итоге единственным постоянным участником Black Sabbath.

Для живой легенды гитарист остаётся невероятно скромным и приземлённым человеком. «Я себя больше ощущаю полумёртвой легендой, – смеётся он, – полагаю, классно иметь такой статус. Мы ведь этим уже так долго занимаемся и являемся одной из немногих команд той эры, которые до сих пор живы!».

Если вы хотите увидеть, насколько Тони уважаем и почитаем коллегами, взгляните, кто засветился на его сольном альбоме 1999 года «Айомми» – Фил Ансельмо, Генри Роллинз, Дэйв Грол, Билли Корган, Серж Танкян и многие другие. Что и говорить – Тони Айомми является одной из наиболее влиятельных фигур в музыкальном жанре абсолютно любой эры.

Что послужило для тебя вдохновением для участия в музыкальной группе?

Я начал с аккордеона, на котором совсем не хотел играть, но все в семье на нём играли. Я хотел играть на барабанах, но мне не разрешали, да и денег на установку всё равно не было. И меня заинтересовала гитара, я стал слушать топ-20. В эфире была группа Shadows и мне понравилась их музыка. Они были одной из единственных инструментальных гитарных групп, которых я знал.

Насколько большую роль потеря кончиков пальцев сыграла в развитии фирменного гитарного звучания Black Sabbath?

Мне пришлось придумать совершенно другой способ игры. Я решил использовать более лёгкие струны, натянул струны от банджо. Потом пришлось поработать над гитарой и сделать лады ниже из-за напёрстков, которые носил на пальцах. Это был долгий процесс, но я смог добиться ещё более мощного звучания, потому что не мог играть так, как умел прежде – я не мог играть полные аккорды. Пришлось придумать, как сделать звучание мощнее и жирнее из подручных средств.

Как ты сделал себе протезные напёрстки?

Самые первые сделал из бутылки «Фейри». Расплавил пластмассу, сделав шарик, а раскалённым паяльником сделал в них дырку, чтобы можно было надеть на палец. Потом сидел днями напролёт, пытаясь подогнать под форму кончика пальцев. Затем нужно было найти то, чем можно зацепить струну, потому что пластик соскальзывал. Я пробовал различные материалы, которые скреплял клеем, и в итоге придумал, используя старую кожаную куртку. У меня до сих пор несколько кусков осталось.

Откуда появилось звучание и эстетика Black Sabbath?

До Sabbath я был в двух группах с [бывшим барабанщиком] Биллом Уордом, но лишь когда мы встретились с Оззи и Гизером [Батлером, бас] мы начали выковывать звучание. Я, кстати, некоторое время играл в Jethro Tull. Но это было не для меня. Они работали по строгому графику, а у нас всё было спонтанно – приехали и начали играть. Хотя дисциплина нам бы не помешала. Мы начинали репетировать в 9 утра и стали серьёзнее относиться к работе. Ещё начали сочинять собственные песни. Первой родилась “Wicked World”, которая была немного джазовой и тяжёлой. Нам с Биллом нравился джаз, поэтому мы добавили этот элемент в Sabbath. Вот так и развилось наше звучание.

Вашему дебютному альбому на днях исполнилось 50 лет. Могли вы тогда в 1970 подумать о столь долгом существовании и наследии?

Нет, нам просто нравилось играть. О деньгах никогда не думаешь в такой момент. Мы делали это, потому что нам нравилось.

Казалось ли вам, что вы делаете нечто особенное?

Абсолютно нет. Сочиняя песни, мы знали, что у нас нечто совершенно другое. Никто кроме нас такое не играл. В этом был плюс и минус, потому что интернета не было. Нельзя было выложить музыку, как сегодня. Приходилось играть в маленьких клубах и завоевывать сердца слушателей. Нам это удалось, но сначала пришлось съездить в Европу, где всё и стало получаться. В Англии с этим было гораздо сложнее – особенно играя музыку, которую мы играли.

Каково это, когда тебя считают гитаристом группы, породившей хэви-метал?

Ну, а что тут скажешь? Это замечательно. Большая честь, что нас считают таковой группой. Много лет назад мы начали то, что нам самим нравилось, и эта музыка нашла отклик в сердцах других. Хэви-метал, хард-рок, называй как хочешь – фэнам нравится.

Было ли ощущение сюрреализма, когда в конце того же года ваш второй альбом “Paranoid” стал первым в хит-параде?

Когда мы сочиняли альбом, у нас было недостаточно песен. Первый альбом был записан и сведён за два дня, а на “Paranoid” ушло пять дней, но нужно было придумать двух-трёхминутную песню. Я придумал этот рифф и всем понравилось, поэтому мы и сделали из него песню “Paranoid”. Затем она вышла как сингл и стала популярной. Мы стали появляться в передачах вроде Top Of The Pops и всё такое, но это было не для нас. Мы не были поп-группой. Подросткам нравилась эта музыка, и они приходили и отрывались, но через пару недель про нас даже не вспоминали, переключаясь на что-нибудь другое.

Альбом “Vol 4” в 1972 изначально должен был называться “Snowblind”, после вашей песни про кокаин. В тот момент вы себя перестали контролировать?

Есть такое (смеётся). Должен сказать, мы отлично время провели, работая над альбомом. Было круто, мы сняли дом в Лос-Анджелесе и жили все вместе. Репетировали и сочиняли в этом доме, и альбом был готов. Но да, наркоты вокруг нас было всё равно что снега зимой!

Тяжело ли было отпустить Оззи?

Ну, у нас не было выбора. Мы снова были в Лос-Анджелесе, сняли другой дом. Я тогда договаривался с лейблом. Я с ними связался, и они спросили, как продвигаются дела. Спросили, когда можно будет услышать новый материал. А я им ответил: «Ой, да скоро». Но у нас ещё НИЧЕГО не было готово. Оззи остыл, да он и сам это признает. Он увлекался наркотой, мог пропасть на несколько дней, либо быть в полнейшем неадеквате. Ангелами из нас никто не был, но мы тогда ждали от Оззи каких-то мелодий, а он этого просто не делал. Встал вопрос – либо Оззи что-то делает, либо уходит. Конечно, было грустно и нелепо, но если бы он не ушёл, группа бы развалилась.

Затем пришёл Ронни Джеймс Дио и принёс с собой другое звучание. Стала ли у группы другая энергетика и позиция?

Ещё как. С приходом Ронни мы взялись за дело. Мы не хотели клона Оззи – если такие вообще существуют. Я считаю его уникальным. Ронни был идеальным. У него был скорее оперный голос. Нам это нравилось. Для нас это опять же было вызовом. Мы должны были что-то доказывать, и я думаю, он дал нам хороший пинок под зад.

Поставлю тебя в затруднительное положение – кто твой любимый вокалист Sabbath?

О, Боже (смеётся). Нет, так нельзя. Каждая эра по-своему хороша. Безусловно, Оззи – участник оригинального состава, поэтому было здорово с ним воссоединиться, но они все очень разные. Ронни потрясающий – отличный певец. Оззи – прекрасный шоумен с уникальным голосом. Потом были Ян Гиллан, Гленн Хьюз и Тони Мартин. Не думаю, что Тони дали достаточно времени проявить себя, хотя он был со мной десять лет. Он заслуживал большего признания.

Тяжело ли было в конце 80-х пережить бесконечные смены состава?

Мне было очень тяжело удержать группу, но сдаваться я не собирался – я ВСЕЦЕЛО верил в то, что делал. Когда кто-нибудь уходит, ты ищешь ему замену, но это тяжело. Невозможно поменять оригинальный состав – ни музыкантов, ни вокалиста. Становится тяжело. Можно пригласить того, кто будет петь эти песни, но это всё равно не то. И когда мы реформировались в оригинальном составе, тут же всё встало на свои места: звучание, ощущение, да всё. Дело не в том, как круто каждый умеет играть – тут главное быть коллективом.

Надо ли было вам всем вырасти прежде чем воссоединяться?

Полагаю, мы стали больше ценить и уважать друг друга. У каждого были свои проекты. И когда мы сошлись вместе, мы уже долгое время занимались каждый своим делом. Похоже, мы стали по-настоящему ценить то, что у нас было. И когда мы снова начали играть вместе, было реально здорово.

Ты снова работал с Dio в Heaven & Hell, когда он заболел. Как его смерть отразилась на тебе?

Было очень тяжело. Вплоть до гастролей Ронни был в потрясающей форме. Он мог продолжать и продолжать. Но он мне прямо перед выходом на сцену говорил: «Ой, желудок болит. Расстройство желудка, наверное». А я ему: «Тебе надо обратиться к врачу», а он мне: «Ага, так и сделаю, когда тур доиграем». Но, к сожалению, было уже слишком поздно [Ронни умер от рака желудка в 2010]. Но состав у нас был классный, мне очень нравился. У нас вышел альбом “The Devil You Know” [в 2009], и он попал в хит-парад, всё было здорово, а потом Ронни не стало. Было очень грустно.

Последний альбом Black Sabbath “13” вышел в 2013 году – ваша первая пластинка за восемнадцать лет. Не боялись, что не удастся вернуть былую магию?

Ну, честно говоря, когда мы делали тот альбом, я не думал, что долго протяну, потому что у меня обнаружили рак. И я не знал, что будет дальше. Все работали в моей домашней студии, где мы сочиняли и играли. Я не загадывал так далеко, потому что не знал, смогу ли поехать в тур. Мне нужно было иначе на многое взглянуть. Но опять же, из-за того, что у меня был рак, мы стали ещё ближе и остальные ребята меня невероятно поддерживали. Они приезжали ко мне домой и если в тот день или за пару дней до этого у меня был сеанс химиотерапии, они говорили: «Ой, не парься. Если ты сегодня не в духе, иди полежи отдохни». Они меня поддерживали.

Выражалось ли твоё физическое и душевное состояние в музыке?

Уверен, что да. Я постоянно сочинял, потому что мне было необходимо выплеснуть свои эмоции и чувства и сыграть, потому что никогда не знаешь, сколько тебе отмерено. Я считал, что мне осталось недолго и часики тикали. Поэтому было здорово работать в домашней студии.

Можно ли сказать, что ваши прощальные концерты Black Sabbath вызывали смешанные чувства?

Да, но я думаю, мы все ими наслаждались. Мы могли бы продолжить, но меня стало беспокоить здоровье. Я подумал: «Я не могу и дальше кататься по миру, потому что это огромный стресс. Ты постоянно летаешь и едешь в отель в 3 часа ночи после концерта. Помню, разговаривал с онкологом, и он сказал: «Ты уже не мальчик. Тебе нужно быть осторожным, не переутомляйся». И я стал об этом думать, ведь не хотелось, чтобы недуг вернулся.

Как твоё здоровье?

Я думаю, нормально. Я постоянно проверяюсь и слежу за собой, но я решил, что настало время откланяться. Ты чувствуешь, что часики внутри тебя тикают и говорят, что пора прекращать. Проблема масштабного мирового турне в том, что ты должен отдавать себя без остатка. Нельзя выйти и отбывать номер, либо заявить: «Я устал. Хочу отдохнуть». С тобой твоя команда техников и огромная команда персонала. Всем нужно платить, за всеми присматривать. Издержки могут составить несколько миллионов. Это огромный механизм, всё должно работать как часы. Если бы речь шла о двухнедельном туре, а потом отдыхе, всё было бы по-другому.

Вы так и хотели завершить финальный тур концертом в родном Бирмингеме, где всё и начиналось?

Думаю, да. Я говорил ребятам, что последний концерт должен пройти в Бирмингеме, потому что там всё и началось. И я очень рад, что так получилось. Да, мне не хватает наших тусовок с ребятами и гастролей, но играть я не перестал. Я по-прежнему играю дома, но поехать в тур на год? Нет, это в прошлом.

Чем гордишься больше всего?

Наверное, тем, что с нами огромная армия поклонников, которая верила в нас. Мы придумали музыку, которая до нас не существовала. Если угодно, благодаря нам о металле узнал весь мир и мы оказали влияние на огромное количество групп. Это великое достижение, что мы могли заниматься своим делом, и приятно, когда другие команды считают нас своими вдохновителями.

19 февраля Тони исполнилось 72 года! Поздравляем! Долгих лет и спасибо за музыку.

Материал и перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук


Dimon

  1. Stormbringer сказал тебе 23 февраля, 2020 в 12:33 пп

    Отличный материал, с удовольствием прочитал. Человек легенда, здоровья и долголетия. Зараза онкология страшная вешь, людей косит не взирая ни на что, какой то бич нашего времени. Всем здоровья.

    Ответить
  2. Севастополь сказал тебе 23 февраля, 2020 в 7:04 пп

    Очень приятно читать слова умного человека и величайшего музыканта. Здоровье - самое важное. Но, я надеюсь, что что-то Йомми вместе с Оззи и Батлером ещё сочинят. И может даже целый альбом. И возможно выступят на фестивале. Я преклоняюсь перед Блэк Саббатом и то, что они сделали для тяжёлого рока.

    Ответить
  3. DidAL сказал тебе 23 февраля, 2020 в 9:55 пп

    Недавно решил переслушать Fused, его совместный альбом с Гленом Хьюзом 2005 года, очень дико вновь пропёрся. Тони во истину Бог риффов!

    Ответить
  4. Dimon сказал тебе 24 февраля, 2020 в 2:34 пп

    Статья отличная, с удовольствием и читал, и оформлял

    Ответить

Чего задумался? Ну давай, напиши ответ...

Как сменить аватару?

Иди на gravatar.com и загрузи аватар туда.

Архивчик

Весь Архив

Любимые Сцылочки

Наши Темы