Metallica. Чудовище под твоей кроватью

[Материал из австралийского журнала "Guitar" за январь 2017 года]

Предстоящего дню рождения фронтмена Metallica посвящается. Статья, которой ещё на Метбаше не было. Джеймс Хэтфилд о преимуществах старения, усмирении зверя внутри себя и наркотическом кайфе от бесчисленных убийственных альбомов.

Группа Metallica только что выпустила новый двойной альбом, ‘Hardwired… To Self-Destruct’ – громкое возвращение в форму после восьмилетнего студийного перерыва. За это время ребята основали собственный лейбл, сняли фильм и дали огромное количество концертов. Фронтмен Джеймс Хэтфилд дал откровенное интервью о том, как появился на свет их свежий альбом, как им удаётся поддерживать механизм ‘Tallica и будет ли Джеймс риффовать, пока не умрёт.

Сейчас куча дел – очень увлекательное время для Metallica! Стоило ли ожидание восьми лет?

Мы ждали восемь лет, и я знаю, некоторые ждали новые песни. ‘Lords Of Summer’ вышла пару лет назад – мы думали, она войдёт в альбом, но решили её убрать [смеётся]. Для лета она подходила идеально, мы играли её на европейских фестивалях – уже 10-12 лет каждое лето мотаемся в Европу, но этим летом мы не поехали. Думаю, она по нам тоже соскучилась и отдохнула от нас. Да, я рад, что альбом наконец вышел.

Ты реально считаешь, что мы в полной заднице, как и поётся в песне?

Я думаю, что я сам в полной заднице [смеётся]. Нет, это циничный взгляд на ситуацию. ‘Hardwired’ – панковская песня. На альбоме в целом затрагивается проблема человечества – плохое и хорошее – и исторический взгляд. Человечество существует всего-то ничего, и сомневаюсь, что миру есть до нас дело. Главное – верить; нужно заботиться друг о друге, интересоваться, сегодня век электроники и современных технологий. ‘Hardwired’ мы написали последней – это скорее общий взгляд на пластинку. Да, мы в заднице. Вроде нет, но на самом деле да.

А тебя не беспокоит, что ты в заднице?

Как это ни странно, нет, но у меня есть вера. Вера в то, что человечество выживет, и похоже, мы каждое десятилетие находимся в полной заднице. Мой отец, как и его отец, однажды сказал: «Мои дети живут в ужасном мире», но мы вроде как выжили, поэтому не так всё плохо.

Ты и сам отец. Подходят ли к тебе дети со словами: «Пап, ты говоришь, мы в заднице, а как же мы?»

Нет, такого нет. Они меня и так считают недалёким [смеётся]. Они подростки. Конечно, они всё сами знают.

В песне ‘Confusion’ ты поёшь: «Моя жизнь – война, которой нет конца». Это личное?

Это другая часть человека. Знаешь термин «посттравматическое стрессовое расстройство»? Допустим, ты в армии или на войне – окружающие смотрят на людей в униформе как на тех, кто выполняет свою работу. А кто они, когда снимают эту униформу? Вот об этом здесь и поётся. Строчка: «война, которой нет конца» – я считаю, некоторые негативно смотрят на жизнь и не могут вырваться из этой борьбы. Да и я сам не знаю, как остановить этот мыслительный процесс. Есть и в моей жизни немного войны и борьбы, которой нет конца. В жизни каждого такое случается – думаешь, что это будет длиться вечно, но рано или поздно проходит.

Похоже, сегодня твоя жизнь более сбалансирована, чем 15-20 лет назад. Больше ты не пьёшь и не употребляешь наркотики – твой образ жизни более серый и скучный или же ты стараешься находить положительные стороны?

Я не скучаю по прошлому – и это не только алкоголь, наркотики и девочки. Это моё мышление. Проблема в моём мышлении, иногда я просто не могу его выключить. Учусь находить баланс. Семья очень помогает. Просто разговаривать с людьми и, конечно же, сочинять музыку: это уже долгое время является моей терапией.

Помогает навести порядок в голове?

Безусловно. Я могу написать песню о чём-нибудь очевидном, и кто-нибудь прочитает текст и поймёт по-своему – каждый воспринимает, основываясь на собственных ощущениях и опыте. Мне удаётся установить связь с людьми, даже если между нами нет никакой связи, понимаешь? Это дар артиста.

Ты выглядишь более расслабленным и благодушным. Откуда в тебе агрессия? Приходится копать глубже или же она всегда на поверхности?

Во мне живёт оборотень, и я знаю, когда выпустить его на волю, выйти на сцену и играть. Я могу… может быть, не то что бы его контролировать, но знаю определённые признаки. Я сейчас не о полнолунии, а в метафоричном смысле – полнолуние наступает в определённые моменты, и возвращает в прошлое. Возвращается агрессия и гнев. Я ко многому теперь отношусь по-другому, но когда хочу открыть этот черный ящик и написать агрессивные песни, агрессия на месте.

А оборотень появляется, когда ты в Metallica? Сейчас ты спокойный и мирный.

Когда я в себе не совсем уверен; когда не чувствую себя в безопасности; когда начинается спор по поводу песен или текстов… Или моей игры на гитаре. Я всё начинаю принимать близко к сердцу. Но, безусловно, если кто-нибудь лезет в мою семью, во мне просыпается оборотень. В группе он просыпается, когда я чувствую себя уязвимым. В каждом есть самолюбие. Моё самолюбие разных размеров в зависимости от дней, и когда я слишком полагаюсь на своё самолюбие, его можно слегка задеть и тогда я превращаюсь в оборотня. Когда мы с Ларсом спорили о моих текстах, я ему ответил: «Твоё дело – палочками стучать» [смеётся]. Я не против выслушать предложения, но иногда они могут увести не в ту сторону.

И, конечно же, самолюбие тебе необходимо.

Безусловно. Оно необходимо каждому для защиты, и я могу выслушать предложения и сказать: «Мне нравится то, что я сочиняю, но спасибо за взгляд со стороны». Хотя бывает, что не всё так легко и мирно.

Насколько сильно, на твой взгляд, мир нуждается в Metallica?

Сомневаюсь, что мир вообще в чём-то нуждается. Он будет существовать и без Metallica. Мы рады, что внесли разнообразие в жизнь людей, но ответственность я могу нести только за себя. Я рад, что мы помогаем людям – мне приятно, когда ко мне подходят и благодарят. Но если бы им не нравилась Metallica, я бы все равно сочинял музыку. Я просто должен это делать. Однако мне приятно, что они приходят на концерты и показывают, как сильно по нам скучали и им близка эта музыка или они показывают, насколько сильно им нужна семья. Здесь дело больше в том, чтобы чувствовать себя нужным, найти единомышленников.

Музыканты Metallica близки друг с другом, а ещё ближе – с поклонниками. Между вами существует очевидная связь.

Это здорово, но странно, потому что отношения и дружба – это не про меня. Я в этом не очень разбираюсь. Звучит странно, я знаю – конечно же, в традиционном смысле этого слова у меня есть друзья, но не те, которым всё время от меня что-то нужно. Моим друзьям ничего от меня не нужно. Да, безусловно, это связано с тем, что я в группе уже 35 лет, и когда я чувствую, что людям от меня что-то нужно, начинаю задыхаться. Бывает, подходят и говорят: «Спасибо», а я спрашиваю: «За что?» Они отвечают: «За музыку», и при этом они не просят сфоткаться или поговорить по телефону с их родственниками.

С каким настроем – или степенью уверенности – вы вошли в студию в этот раз?

Я думаю, все мы весьма уверены в своих способностях и знаем, что умеем сочинять и записывать песни. Материала у нас хоть отбавляй – всегда есть 800 риффов, которые нужно просеять и отфильтровать – так что с уверенностью проблем нет. Полагаю, это связано ещё и с возрастом. Мы больше не паримся, если кто-то из нас лажает или кто-нибудь сомневается в наших музыкальных способностях. Вместе, мы на высоте, а вот по отдельности? Не очень [смеётся].

Были какие-то особенные цели на новом альбоме?

Ух! Мы каждый раз хотим превзойти предыдущую пластинку. И этого никогда не произойдёт, потому что мы не стоим на месте. Нам нравится то, чем мы занимаемся. Каждый альбом – это определённый период в нашей жизни. Все наши пластинки искренние и являются своего рода капсулами времени. Видно, что от альбома к альбому мы растём.

Чувствуешь себя на 53?

Бывает, чувствую гораздо старше, а бывает, не могу поверить, потому что быть такого не может. На сцене я в это не верю, но после концерта, да, мне реально 53 года. Болит спина, плечи, горло… Мы всего лишь люди, а не машины… пока [смеётся].

Когда ты говоришь, что чувствуешь себя молодым на сцене, считаешь ли ты, что в 85 будет так же?

Как знать. Мы с женой недавно были на концерте Тома Джонса. Ему 77, а поёт по-прежнему прекрасно. Танцует меньше, и волос на груди стало меньше, но голос по-прежнему на высоте, и ему нравится этим заниматься, он по-прежнему сочиняет альбомы. Артисты не уходят на пенсию. Это любовь. Страсть. Жизнь. И отсутствие популярности ничего не меняет. Тебе по-прежнему нужно дышать. Музыка у нас в крови, часть нашего ДНК. Мы будем делать всё от нас зависящее, а там будет видно.

Кто эта девочка в песне ‘Moth Into Flame’ («Мотылёк На Огонёк») Ты о ком-то конкретно думал? Печальная история.

Изначально идея родилась после просмотра фильма про Эми Уайнхаус. Мне было очень грустно и жаль её. Мне это близко. Она верила, что слава и преклонение сделают её счастливой. Жаль, рядом не было того, кто бы сказал ей: «Проснись. Мы тебя любим. Прекращай!». Это ведь каждому в какой-то степени близко – мне, безусловно, близко. Не обязательно девушка: люди склонны думать, что слава может их спасти. «Как только у меня будет слава, появятся деньги, и я буду счастлив». Но это далеко не так. Я знаю достаточно богатых и состоятельных несчастных людей. В интернете куча известных людей; сегодня с этим нет проблем. Творишь что-нибудь ужасное, крутое или что-нибудь в этом роде и ждёшь, сколько «лайков» тебе поставят. Это опасная игра.

Послушав ‘Now That We’re Dead’, мне стало интересно, боишься ли ты смерти. В песне ты показал позитивный взгляд на смерть.

Песня была больше об отношении, где присутствует страх – быть способным помочь человеку преодолеть трудности. Поэтому фраза: «Теперь, когда мы мертвы» означает то, что мы избавились от страха, избавились от того, что тебя удерживало. В жизни началась новая глава – «теперь, когда мы мертвы, мы можем реально быть вместе и ни о чём не париться. Быть свободными». Конечно же, смерть – это метафора. Ты перестаёшь курить или вырываешься из сложных семейных отношений. Появляется надежда и свобода. Вот об этом песня.

Грег Фидельман [продюсер] также выступил звукоинженером пластинки. Он продолжает работу, которую Рик Рубин делал на предыдущих альбомах?

На альбоме ‘Death Magnetic’ (2008) Грег был звукоинженером под руководством Рика Рубина, а потом с нами работал Грег. Например, когда мы записали попурри из песен Ронни Джеймса Дио и некоторые другие кавер-версии. Безусловно, фильм «Сквозь Невозможное» звучал превосходно, и мы поняли, что надо работать с Грегом. Он предложил реально классные идеи по поводу нашего звучания, поэтому сомнений в выборе не было.

На альбоме 85 минут музыки. Можно ли сказать, что новые песни стали чуть ли не путешествием во вселенную Metallica?

Вполне. Нам нравится сочинять разные песни – медленные, быстрые, средние, тяжёлые, лёгкие – мы любим разнообразие. Да, песни длинные. У нас с Ларсом это больная тема – песни постоянно получаются длинными. Я говорю: «Давай сделаем их короче», а он: «Да, но это ведь классная партия». Творческий процесс затягивает, и вдруг говоришь: «Ладно, ещё одна длинная песня». Может быть, со стороны кажется, что сделать их короткими очень просто, но это не так. Я бы сказал, нам над этим до сих пор надо работать. Но альбом мне нравится. Песни нравятся и риффы. Нравится настроение в песнях. Грег Фидельман проделал потрясающую работу, воплотив все наши идеи в жизнь. Мы с Ларсом братья и случаются и конфликты, и всё что угодно. У нас в отношениях есть и любовь, и ненависть – бывает, мы готовы друг друга в асфальт закатать, и Грег помогал прийти к общему решению. Безусловно, сам процесс гораздо менее хаотичный, чем раньше. Мы стали лучше друг друга понимать.

8 лет между альбомами – это нормально? Ленились?

Нет, не ленились. Мы сняли фильм, организовали фестиваль «Орион» – мы же не на пляже загорали. В мире Metallica всё время что-нибудь происходит. Может быть, это связно с тем, что мы сами себе хозяева и никто не говорит: «Поторопитесь и делайте альбом!». Мы не ждали восемь лет. Просто так получилось.

Несколько лет назад вы основали собственный лейбл. Зачем?

Мы хотели иметь права на свою музыку – знаю, звучит странно, но это так. Теперь наша музыка принадлежит нам. Мы можем выпускать в различных форматах переиздания и ремастеринги. У нас собственный лейбл, благодаря чему развязаны руки. В Германии у нас есть завод по изготовлению пластинок – это же круто. Мечта сбылась. Знаешь, музыку всегда было круто слушать на виниле, и в Европе об этом никогда не забывали.

Это будет потрясающая пластинка на виниле.

Да, и круто, что есть две стороны. Я бы хотел, чтобы можно было перевернуть компакт-диск и отправиться в очередное путешествие. Как антракт во время спектакля.

Как относишься к стримингу?

Я считаю, это круто. Музыка любым путём и способом – почему нет? Я считаю, артисты должны получать за свою работу деньги – ведь они вкладывают в это немало сил и времени. Большего нам и не надо. Воровать плохо, и из-за новых технологий никто не знал, как сделать этот бизнес прибыльным. Но похоже, YouTube сегодня стал огромным лейблом. iTunes больше никому не нужен. Я захожу на YouTube и нахожу там абсолютно всё, что нужно. Если хочу знать, как завязывать шнурки, зайду на YouTube или хочу услышать что-то новое. Просто и бесплатно. И гораздо проще, чем iTunes. Меньше ограничений, и мне это нравится – артисты получают деньги.

Я видел на YouTube прекрасное видео, где твоя дочь поёт, а ты играешь на гитаре. Продолжит ли она семейный бизнес?

«Семейный бизнес» [смеётся]. Не знаю. Она сама по себе замечательный артист. У неё свой путь. Пение – лишь один из её талантов, и я думаю, если она захочет стать певицей, она ей станет. Если захочет заниматься чем-то другим – я обязательно поддержу её во всех начинаниях. Всегда можно начать петь или взять уроки вокала, но искусство… Для того она и учится в колледже.

Материал и перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук

---

Dimon