История создания альбома Watain “Casus Luciferi”

[Материал из журнала "Decibel" за январь 2019 года]

СМРАД ГОРЯЩЕЙ СМЕРТИ

Кровь. Пища для жизни. Пир богов. Акт агрессии. Смерть жизни. Рождение жизни. На протяжении веков и на стыке культур кровь служила разным знаком и символом, а также имела важный вес. Древние египтяне устраивали омерзительные ритуалы, которые часто заканчивались убийством животного; индейцы Кри устраивали кровавые жертвоприношения во время Пляски Солнца; цивилизация Моче, ныне ставшая Перу, известна своими убийствами. А теперь перенесёмся в день сегодняшний, и кровопролитие (или самое что ни на есть обычное убийство) больше не является частью церемонии для бога (богов), признаком богатства или защиты. Вы не подумайте – мы не стали писать статьи про антропологию. Спросите, какое отношение кровь имеет к нашим антагонистам, шведским блэкарям-провокаторам Watain? Да САМОЕ ПРЯМОЕ.

Когда Watain – а именно безумный фронтмен Эрик Даниельссон, гитарист Пелле Форсберг и барабанщик Хакан Юнссон – отважились зайти глубоко в поглощающие свет пещеры Сатанизма (нет, это не Хэллоуин), они обнаружили кровь. Силу крови. Вкус крови. И смрад крови, когда она гнила в ампулах (в туре), на их одежде (часть сценического ритуала) и на своей плоти (чтобы поглотить и продемонстрировать её силу). Они, как и люди до и после прихода Иисуса Христа, купались в крови. Watain – это ацтеки современного мира, ответ шумерским кровавым ритуалам и истинные наследники – по крайней мере, что касается крови – Викингов, чьи жертвоприношения «Блот» во имя Одина, не только хорошо известны, но и, бесспорно, дики.

Именно на ‘Casus Luciferi’ («Сошествие Люцифера») – втором студийном альбоме Watain – зародилась группа, которую вы видите сегодня. Сценические декорации, алтарь, огонь, кости и, конечно же, кровь. Не сказать, что бытие Watain зиждется на этих атрибутах, но они, безусловно, играют важную роль во всеобщей эстетике группы.

Монументальность ‘Casus Luciferi’ связана с двумя неразрывными понятиями: музыкой и лирикой. Песни вроде ‘Devil’s Blood’ («Кровь Дьявола»), ‘From The Pulpits Of Abomination’ («Из Парапетов Разрушения»), ‘The Golden Horns Of Darash’ («Золотые Рога Дараша») и ‘Black Salvation’ («Мрачное Спасение») являются основополагающими в развитии Watain со времён дебютной работы ‘Rabid Death’s Curse’ (2000), где в звучании больше чувствовался дэт-метал. На ‘Casus Luciferi’ любовь и тяга шведов к использованию фишек команд, оказавших на них влияние – Dissection, Mayhem, Venom и, конечно же, Bathory – стёрлись, поскольку наступила кромешная, мать её, тьма. В плане лирики огонь Даниельссона пылал выше и горячее во имя Люцифера. Тексты песен стали более серьёзными, и немногим лирикам удаётся совершить этот переход. Поклонение Даниельссона было искренним, слова его были выжжены огнём, а его образы и видения невероятно мощные. Чувствовалась настоящая угроза.

Мы с гордостью – и некой опаской – приглашаем войти Watain и «Сошествие Люцифера» в Зал Славы. Нас не беспокоит суровость Даниельссона и эстетика группы, но кубки с гниющей кровью, одежда с ароматом падали и постоянный риск пожара и ободранные головы козлов – это то, что не очень хорошо старится (или пахнет) в постоянно пополняющемся Зале Славы несовместимых, но потрясающих виновников торжества. Как бы там ни было, поднимите свои рожки!

В послании Watain есть противоположности и афоризмы. Какой цели вы добивались на «Сошествии Люцифера»? Плюнуть на мир или выжечь его, очистив от скверны, не такое уж и беспечное занятие.

Эрик Даниельссон: Никто и не говорит, что беспечное! Блэк никогда не был весёлым и комичным, и корни Watain всегда лежали в традициях жанра. Большинство скажет, что любить и глубоко почитать всё мрачное и зловещее – неразумно, и они этого понять не могут. И настоящий блэк должен им казаться именно таким. А для тех, кто становится им одержим, он может стать мощным, родным и креативным. Саундтреком, под звуки которого ты бесстрашно и рьяно протаптываешь себе тропу через мрак бытия, рука об руку с ужасами и тайнами, которые большинству встречаются лишь в кошмарах и в минуты ужасного горя и крайнего отчаяния. Блэк-метал – это котёл, кишащий этими бесами. Это пир Блакуллы, дикая охота «Оскорей», экстаз сатанинской силы и инфернального атавизма наших времён. Памятник, воздвигнутый богам, и идеалы, чуждые простым обывателям.

Между альбомами ‘Rabid Death’s Curse’ и ‘Casus Luciferi’ прошло три года. Чем запомнилось то время?

Даниельссон: Безусловно, это было время перемен. Мы съездили в первый европейский тур, передвигаясь на фургоне, переехали с нашей первой репетиционной базы и пережили смену состава, когда [Туре Гуннар Стьерна] в студии Necromorbus сыграл на басу. Мы оканчивали среднюю школу и собирались стать простыми гражданами. Все становилось серьёзнее. Мир вокруг нас становился размытым, и мы всё чётче видели свою цель. Было много кровопролития, хаоса, насилия. Это было поистине волшебное время. Со многими представителями местной сцены мы общаться перестали и остались лишь с такими же преданными фанатиками, как мы сами, с которыми каждый день тусовались несколько часов и обменивались идеями о блэке и сатанизме.

Хакан Йонссон: Мы репетировали каждую пятницу, а иногда и все выходные. Между ‘Rabid Death’s Curse’ и ‘Casus Luciferi’ прошло три года. Цифра «три» должна была стать очень мощной цифрой в пробуждении Watain, а особенно альбома «Сошествие Люцифера». Мы чётко знали, чего мы хотим и как должен звучать альбом. И я думаю, нам это удалось. Большую часть материала я сочинил на акустике в подвале дома родителей. Чем тяжелее и агрессивнее я играл на гитаре, тем больше она звучала как перегруженная электрогитара в пещере.

Гитарист Криппе Блум ушёл в 2000 году. Больше за эти три года состав не менялся. Что случилось и почему вы решили остаться втроём?

Даниельссон: Ещё до Watain мы с Криппе играли в группе Bloodsoil. С музыкальной точки зрения это была первая попытка делать то, что мы делали в Watain, но, вероятно, ориентировались мы больше на Sodom, Bulldozer и другие трэшевые команды. Песни рождались быстро. Вместе мы сочинили, кажется, почти 25 песен. Однако всё ограничивалось несколькими репетиционными записями, которые мы распространяли среди друзей, а также отыграли несколько концертов в Упсалле. Криппе писал классные песни и был мотивирован. Но взгляды у нас были совершенно разные. Он не был одержим кодексом блэка/дэта, как мы. И когда в Watain всё стало более экстремальным и серьёзным, его уход оказался неизбежным.

Пелле Форсберг: Он играл с Эриком ещё до того, как мы познакомились и сколотили Watain. Он был классным гитаристом – ну, по крайней мере, риффы сочинять умел. Мы вместе записали ‘Rabid Death’s Curse’ и ‘Casus Luciferi’ и понимали, что разумом и духом он был далёк от идеологии и взглядов группы, поэтому мы его отпустили. Наше трио состоит из ребят, которые не хотят заниматься ничем кроме Watain. Блум прекрасно сыграл на гитаре, но умереть за Watain он был не готов. Мы же ставили группу превыше всего.

Многие считают ‘Casus Luciferi’ идеальным продолжением ‘Rabid Death’s Curse’. То есть, цель и задачи Watain в плане музыки и лирики были полностью реализованы. Хаос, ненависть и насилие были направлены на материальный мир. О чём думали, сочиняя ‘Casus Luciferi’?

Даниельссон: Для нас это был большой скачок между двумя альбомами. Хотя я, безусловно, вижу, как на «Сошествии Люцифера» мы довели до совершенства многие идеи, которые пытались использовать на ‘Rabid Death’s Curse’. Мы зашли на более мрачные и неизведанные территории. И заметь, многие дураки заявили, как сильно мы «слились» на «Сошествии Люцифера». Я помню, многие смогли разглядеть на альбоме ‘Rabid Death’s Curse’ более классические дэтовые тенденции, которых на «Люцифере» было крайне мало. И вместо мира материального мы сосредоточились на мире потустороннем и безымянном присутствии чего-то очень величественного и тайного. Как в музыкальном, так и в текстовом плане. В лирике на альбоме ‘Rabid Death’s Curse’ присутствовала ненависть к самому себе и суицидный романтизм, чего, безусловно, нет на «Сошествии Люцифера». Мы себя, как и других, и раньше резали ножом, и не придавали этому значения. Теперь же мы начали понимать, для чего мы это делаем. Годы между альбомами были переходными, и, я думаю, проще всего сравнить лирику двух пластинок.

Йонссон: Полагаю, как и всегда, мы хотели сотворить лучший блэк-метал, на который были способны.

В чём заключался основной смысл лирики на ‘Casus Luciferi’?

Даниельссон: Мои тексты на «Сошествии Люцифера» уходят глубоко в религиозные и магические архетипы, это попытка найти и очертить мой собственный духовный взгляд на мир. Тексты естественным образом менялись, поскольку я всецело посвятил себя Watain и Сатанизму; черпал вдохновение отовсюду. Мне до сих пор нравятся многие тексты вроде «Сошествия Люцифера», и «Из Парапетов Разрушения», которые, видятся мне пророческими и в некоторой степени вышли за рамки меня самого. Я вспоминаю себя в те годы – молодого парня с горящими глазами, которому во многом недоставало опыта, но желание и азарт всё равно были, и он мог выдать нечто достойное. Конечно же, я уже вступал в конфликты с мраком Другого Бога; иначе бы я такое не сочинял. Но фаза перехода от слов к делу наступила позже, и результатом этого стал альбом ‘Sworn To The Dark’ [2007].

С текстами тебе помогали несколько человек. Как Туре Стьерна, МкМ и Scorn стали частью люциферской структуры Watain?

Даниелльсон: Мы тем самым хотели подчеркнуть духовное единство с некоторыми командами. В то время блэковая сцена внутри лейбла Norma Evangelium Diaboli была сплочённой и дружной, и мы хотели показать это единство. К тому же, команды, из которых были эти парни – Funeral Mist, Antaeus и Katharsis – оказали на нас огромное влияние, да и по сей день оказывают. Мне нравится, что тексты сильно отличаются друг от друга, но идеально сочетаются, будто рождены из одного проклятого чрева.

Как проходила запись в студии Necromorbus?

Даниелльсон: Все были сосредоточены. Когда мы записываем альбомы, мы всегда приезжаем на студию и живём там. И этому есть несколько причин, но прежде всего, важно полностью сосредоточиться на музыке, ни на что не отвлекаясь. Мы часами пропитываем помещение мыслями, самоотверженностью и жертвоприношением, создавая определённую энергетику. Запись «Сошествия Люцифера» заняла две-три недели, и все песни были готовы до того, как мы вошли в студию, так что главное было вдохнуть в песни жизнь. У нас никогда не было чёткого графика; мы работали, полагаясь на внутренние ощущения и интуицию. В этой же студии мы записали два семидюймовых сингла, ‘Rabid Death’s Curse’, а потом и ‘Sworn To The Dark’ – там происходило нечто крайне непонятное и зловещее. Атмосфера и обстановка была идеальная.

Форсберг: Хаос, кровь, ненависть, насилие порождали классные альбомы. Отличная работа продюсера!

Вы гастролировали с Secrets Of The Moon и Averse Sefira. А потом с Dissection. Как всё прошло?

Даниельссон: Опыта нам крайне не хватало, но оба тура от этого получились более интересными и богатыми на приключения. Особенно это касалось тура Stellar Descension Infernal с Secrets Of The Moon и Averse Safira, поскольку всё было кое-как и организация хромала; нашим духовным наставником был хаос и разрушение, и непреодолимое желание всё поджечь и уничтожить. Последние два концерта мы отыграли втроём, потому что басист Уорт вынужден был остаться с нашей сломанной тачкой где-то на Юге Франции. Но мы выжили и обзавелись множеством союзников и врагов. Тур с Dissection был гораздо серьёзнее: 37 концертов с группой, которую мы безмерно уважали, и к тому времени уже хорошо успели узнать. В том туре я смотрел выступление Dissection каждый вечер, и это была настоящая, мать её, магия. Казалось, на сцене присутствовал сам дьявол. Личные воспоминания, однако, мы оставим для книг. Уверен, те, кто немного знает о гастрольной жизни в автобусе, в подробностях не нуждаются.

Форсберг: Гастроли с Secrets Of The Moon и Averse Sefira вылились в трёхнедельный нескончаемый дебош в мини-фургоне. Было много хорошего и не очень. Тур Rebirth Of Dissection был нашими первыми большими гастролями в спальном автобусе. Это было охренительно! Парни из Dissection пришли и забрали нас с нашей репетиционной точки в Тренгсунде, в пригороде Стокгольма. У них было классное оборудование, футляры для инструментов, персонал и всё было собрано и организовано. А у нас был наполовину сломанный усилитель Marshall Valvestate (без футляра), старые дерьмовые барабаны (без футляра), мой гибсоновский Epiphone (без футляра), и старый бас Explorer (без футляра) и где-то десять коробок с атрибутикой. И я не из тех, кто рассказывает о приключениях в гастрольном автобусе. Тур во многом прошёл с успехом. Воспоминания на всю жизнь!

Именно в тот период появились гнилые наряды, кровь, плевание кровью и другие кровопролития? Я видел, на некоторых концертах доходило до конфликтов.

Даниельссон: Да, возможно, ты прав. Мы взывали дух в Watain, «сырой», настоящий и бесцеремонный. Он бы не стал ни у кого идти на поводу. И на концертах мы демонстрировали свои взгляды и убеждения. Насилие и кровопролитие были естественным элементом. Многих такое поведение провоцировало на скандал, но многим было по кайфу.

Форсберг: Да, но мы ничего не планировали. Во время тура Dissection всё было по-настоящему. Помню, у себя в квартире я перелил в бутылки 13 литров крови и даже не подумал, как хреново она будет храниться на тёплой полке в ночном автобусе после месяца гастролей. А тур длился два месяца. Конечно же, эта хрень горела, воняла и на вкус была такой, какой и должна быть. Это был классный удар по морде прямо перед выходом на сцену. Много где сцену пришлось переделывать из-за того, что запах гнили не выветривался. Круто же! [смеётся].

А какая была цель? Напомнить, как пахнет смерть? В воздухе пахло смертью, выглядели вы как мертвецы, да и музыка отдавала смертью.

Даниельссон: Говорить о цели было ещё слишком рано. Сегодня, отыграв множество концертов, я могу сказать куда больше, чем тогда, но по-прежнему предпочитаю необычный хаотичный подход. Я бы сказал, изначально мы действовали согласно видению, инстинкту и интуиции. Нужно было найти возможность воплощать музыку и тексты посредством шоу. Мы искали нечто явно зловещее и отвратительное для большинства, но в контексте Watain нечто священное и красивое, и мы в избытке нашли это в смерти. Некогда живой объект теперь гниёт и разлагается.

Нами двигало желание вернуть в блэк элемент опасности и суровости, чего в то время как раз не хватало – особенно на концертах. Ещё нами двигала мысль, чем экстремальнее была музыка, тем радикальнее становилась наша экспрессия, и было ощущение, что мы поступаем верно. Третья причина – если говорить о гнилой крови и резком неприятном запахе смерти – это возможность создать на сцене декорацию, которая как можно сильнее бы отличалась от обычной жизни людей. Концерт Watain должен быть противоположностью тому, что считалось бы комфортным в обычном мире, но то, что ярые маньяки блэка вроде нас находили бы мощным и вдохновляющим. И запах крови как раз ведёт к этому состоянию. Присутствие крови, огня и смерти в контексте церемонии под аккомпанемент музыки – это то, что относится к далёкому прошлому. Всё это способствует трансу, иногда даже вызывает состояние экстаза. Некоторые говорят, что высшее состояние экстаза – духовный упадок до момента, когда человек находится на грани отречения от богов. Все это связано между собой и имеет смысл, просто раньше мы, возможно, об этом и не думали. Но мы знаем, что всё великое, монументальное и искреннее совершается тогда, когда не ведаешь. И этому нет причины и рационального объяснения. Нравственные ориентиры сбиваются, и полюса сталкиваются друг с другом. Наступает царствие хаоса и начинаются танцы ведьм.

Обложка альбома – интерпретация «Седьмой Печати» Юлиуса Шнор Фон Карольсфельда. Чем вам понравилась эта картина, что художник Тимо Кетола придумал интерпретацию оригинала?

Даниельссон: Я где-то наткнулся на иллюстрацию Шнорра, и она идеально соответствовала апокалиптическому видению ‘Casus Luciferi’. Однако требовалось несколько важных поправок, и Тимо прекрасно справился со своей задачей. Не будем забывать, что стиль обложки – как и иллюстрации в буклете с чёрно-белыми контурами и религиозными символами – были большой редкостью для того времени. А символы – змий, чаша, «перевёрнутый» одноглазый треугольник – сегодня можно увидеть везде, и даже тошнить начинает, но тогда всё было иначе. Ещё не стоит забывать, что все норовили прибегнуть к помощи «фотошопа», а мы были одержимы мраком ручной работы, как на первых альбомах японской группы Sabbat, демо-записи Von, подпольных фанзинах 80-х и так далее… Столкновение подпольной дикости и жестокости с грандиозной религиозной тайной стало очень мощным.

А какое послание для фэнов на обложке и в буклете альбома? Watain всегда делали акцент на символизме и аллюзиях.

Даниельссон: ‘Casus Luciferi’ – это почти экстатичное очарование грандиозными пророчествами о конце света, древним религиозным мраком, всепоглощающей тайной, мифом Люцифера… Этот альбом также источает традицию блэка, и мы хотели чётко это изложить. Я бы сказал, всё это в итоге оставило свой след на обложке и буклете. Иллюстрации аллегоричны и, учитывая наш юный возраст, меня поражает, когда я вспоминаю, насколько мы парились по поводу значения. А послание – я думаю, нарисовать чёткую и яркую картину того, о чём этот альбом, и, возможно, напомнить о визуальной стороне блэка, которой в то время стали пренебрегать и недооценивать.

Пропаганда для Watain стала центральной именно на стадии альбома ‘Casus Luciferi’? Буклет, постер, икона с несколькими змеями, пирамидка и так далее.

Даниельссон: Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду под словом «пропаганда», но к тому моменту мы уже разработали видение и, возможно, навыки графически показать уникальную силу и образ Watain. Все получилось очень естественно. Песни были более замысловаты и детально продуманы, тексты шли в том же направлении, и все остальное. Всё сложилось в единую картину в жутко идеальном смысле, и мы были поглощены процессом. На альбоме ‘Casus Luciferi’ коллективный разум Watain стал единым целым, и результатом этого стала работа, пропитанная магией.

Что вы можете сказать о влиянии ‘Casus Luciferi’ на более молодые команды? Я полагаю, круг замыкается, верно? Bathory, Mayhem и Dissection оказали огромное влияние на Watain…

Даниельссон: Ну, если дело в этом, то тогда мы, по крайней мере, можем гордо сказать, что этот альбом родился в результате искренней преданности и страсти, свободной от притворства. И если это служит вдохновением, я надеюсь, все эти качества присутствуют. После выхода альбома я увидел, как происходит много всего замечательного, но я также видел, что многие считали наше творчество весьма провокационным и в лучшем случае, это просто грустно.

Мы испытываем безмерное уважение к сатанинским символам и словам, имеющим силу, и работали с ними с чётко выраженными идеями, и многие молодые ребята, похоже, утратили эти важные признаки уважения. Людей, которые выкладывают фотографии своих «алтарей» в интернет или продают собственные «оккультные драгоценности» со святыми знаками на них, в то время не поняли бы – во всяком случае, на той сцене, где мы появились. Но бессмысленно отрицать, что после 2003 года многие стали говорить больше о «религиозном блэке», и честно говоря, я всегда относился к этому скорее с презрением, нежели с уважением. Складывается впечатление, будто слишком многое было утеряно при переводе и в спешке создать нечто «похожее» были утеряны важные элементы. Я прекрасно осознаю, некоторые решат, что я уёбок, но пусть так. У всего есть своё время и место. В конечном итоге меня беспокоят гораздо больше те, кто принял всё это должным образом, нежели те, кто неправильно понял содержание. Я говорю это для тех, кто впервые послушает эти песни после прочтения статьи.

Йонссон: Да, я очень горжусь тем, что мы оказали влияние на многие молодые команды, особенно в родном городке Уппсале. Может быть, «Сошествие Люцифера» оказало на них огромное влияние, как Bathory, Dissection и Mayhem оказали на меня.

Сочиняя «Сошествие Люцифера», приходило ли вам когда-нибудь в голову, что он станет одним из ваших более популярных альбомов? Это же во многом ваш ‘Reign In Blood’ или ‘Under The Sign Of The Black Mark’?

Даниельссон: Нет, безусловно, нет, и честно говоря, я не могу согласиться с этим утверждением. Безусловно, это чрезвычайно важный для нас альбом, но точно так же можно сказать о каждой из шести пластинок Watain.

Йонссон: Каждый альбом хочется сделать лучшим, и он может стать последним в карьере. Сколько людей – сколько и мнений. Для меня это лишь альбом Watain ‘Casus Luciferi’.

Что можете сказать об альбоме по прошествии многих лет? В то время вы активно использовали мрачную лексику.

Даниельссон: Ну, это ведь мрачный альбом, разве нет? Я бы сказал, да. На стикере написано «восемь треков мрачного блэка», что при всей своей простоте, может быть, звучит не так неистово и дерзко, но это правда. Я доволен этим альбомом и считаю его одним из краеугольных камней Храма Watain. С годами он стал лишь мощнее от пламени и силы, подпитанной кровью жертвоприношения.

Йонссон: В Союзе с Сатаной – Волки в Союзе с Дьяволом – Люциферион.

Материал и перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук

---

Dimon