Джеймс Хэтфилд. Моя история

[Статья из свежего выпуска журнала "Metal Hammer", 2016 год]

Фронтмен Metallica вспоминает школьные годы, сомнительные авантюры Metallica и объясняет, почему ярость – это энергия.

Последние 35 лет Джеймс Хэтфилд путешествует вокруг земного шара в качестве лидера величайшей металлической команды. Но детство у Джеймса, воспитанного в религиозной семье, было не из лёгких, и он прекрасно помнит свои семейные корни и глубокие раны. Он вспоминает годы своего становления, знакомство с Ларсом и предполагает, как бы Клифф Бёртон отреагировал на эксперименты Metallica в 90-х…

Твоё полное имя – Джеймс Алан Хэтфилд, родился ты 3 августа 1963 года в Лос-Анджелесе, штат Калифорния. Братья или сёстры у тебя были?

Да, два старших сводных брата, Крис и Дэйв, и младшая сестрёнка, Дианна. Второй муж мамы был моим отцом. Было довольно тяжело. Мы с сестрёнкой жили как кошка с собакой, и когда родители возвращались домой, мы с ней убирали бардак и прикрывали друг друга. Но братья были гораздо старше меня, поэтому у меня с ними, к сожалению, отношения не сложились. Они были не настолько взрослыми, чтобы давать мне советы, но уже и не детьми, поэтому мы друг друга не понимали – было непросто.

Ты хорошо учился в школе?

Средне. Тихий, замкнутый в себе паренёк. Отсижу на уроках и скорее домой веселиться и играть. Я любил спорт.

Твои родители были приверженцами Христианской Науки. Такое воспитание как-нибудь сказывалось на школе и отношении к тебе твоих сверстников?

На школе нет. Я же ведь не в католическую школу ходил. Но на мне, безусловно, отразилось – больше чем на сестре и братьях, я воспринимал всё близко к сердцу. Родители не водили нас к врачам. Мы надеялись, что любой недуг вылечит духовная сила религии или защитит от всех невзгод и болезней. По этой причине мне запрещали ходить на уроки здоровья, изучать строение тела, болезни и всё такое. И, скажем, я хочу записаться в футбольную команду, а для этого мне нужно пройти медицинское обследование, получить справку от врача, и приходилось объяснять тренеру, что ходить к врачам мне религия не позволяет. Я чувствовал себя изгоем, и одноклассники смеялись надо мной. Перед уроком здоровья я стоял в коридоре, куда выгоняли за плохое поведение. Каждый проходил мимо и смотрел на меня, как на преступника.

Тяжело тебе, наверное, было.

Тяжело, но эти трудности сформировали во мне личность. В юности тебе хочется быть как все, а не выделяться. Но теперь я вижу, что моя непохожесть на других помогла мне в жизни.

Считаешь ли ты, что благодаря той ситуации ты через некоторое время смог себе сказать: «Я не хочу следовать за толпой».

Да, считаю. Я смог пойти собственной дорогой. В детстве сложно понять религию и веру, и я не понимал, почему не могу пойти к врачу – для меня это было странно. Я видел, как в церковь приходили прихожане со сломанной рукой или ногой, и надеялись, что религия им поможет. Я не видел в этом никакого смысла. Но позже я вник в религию, увидел в ней силу, но медицина важна не меньше, так что, став старше, я разобрался.

В девять лет ты начал играть на пианино, но потом переключился на барабаны своего брата, Дэвида. На пианино ты играл классику?

Ага. Мама отправила меня домой к своей подруге. Я стал долбить по клавишам, и мама подумала: «О, да он у меня музыкантом будет. Отлично. Будет на уроки пианино ходить». Я отходил пару лет, и было реально скучно, потому что мы разучивали классику, а по радио я слышал другую музыку. Уроки проходили в доме одной пожилой женщины, и после занятий мне очень нравилось пить чай с печеньем. Но я очень рад, что меня заставляли, потому что я играл двумя руками и пел. Наверное, если бы не уроки пианино, петь и одновременно играть на гитаре было бы гораздо тяжелее.

Когда ты познакомился с Ларсом, ты был ещё подростком, играл на гитаре и уже успел поиграть в нескольких школьных командах – Obsession, Phantom Lord и т.д. Музыка этих групп была похожа на Metallica?

Нет. Obsession была школьной группой, и мы просто бренчали в гараже моего друга, играли чужие песни. Исполняли Thin Lizzy, Black Sabbath, Робена Трауэра и Led Zeppelin… и иногда выступали на вечеринках; вот и всё. Не помню, как учился играть (смеётся). Помню, первый раз взял в руки гитару и подумал: «И как они издают эти громкие звуки?».

Когда вы с Ларсом стали играть в группе, вы были друзьями-подростками или же вас объединяла музыка?

Безусловно, объединяла музыка. Я его никогда не видел и не слышал о нём. Я поиграл в группе Obsession, и принёс на репетицию свою песню, но она никому не понравилась, и я ушёл. Когда я познакомился с Ларсом, я джемовал с другим школьным приятелем, с которым мы сколотили группу Phantom Lord. Ларс слушал некоторые команды, на которые мы тогда тоже подсели – Saxon, Judas Priest, Scorpions. То есть, те, которые стали популярны в Штатах.

Значит, дело было в музыке. Тем не менее, вы с Ларсом стали потрясающими партнёрами. Многие супруги столько в браке не живут, сколько вы держитесь вместе. Музыка до сих пор на первом месте или же всё-таки теперь вы ещё и друзья?

Мы с ним были полной противоположностью друг другу – разве что музыку вместе играли. Знаешь, когда в группе перерыв, и мы не видимся полгода, потом встречаемся и начинаем друг другу рассказывать, куда нас жизнь занесла: «Я вот это слушал и вот это для себя открыл», а он мне: «Серьёзно? Я тоже!». Так что в чём-то мы похожи…а в чём-то абсолютно разные. В этом и прелесть. Благодаря этому мы прошли с ним огонь, воду и медные трубы, и поскольку мы с Ларсом абсолютно разные, то можем друг у друга многому научиться.

Когда в группу пришёл Клифф, он, безусловно, оказал на вас большое влияние, не только в музыкальном плане, но и в личностном…

Абсолютно верно. Он не только обучал нас теории музыки – у него было музыкальное образование, он ходил в колледж, где учился музыке, и кое-чему и нас научил. Увидев его на сцене в составе Trauma, мы с Ларсом охренели. У нас тут же челюсть отвисла, и мы сказали: «Слушай, этот парень должен играть у нас!». Мы с Клиффом стали хорошими и близкими друзьями, любили одну и ту же музыку, вместе проводили досуг, у нас были схожие взгляды на жизнь, мы с ним, по сути, говорили на одном языке. Но да, он был настоящей личностью, сильным парнем, и в конечном итоге на всех нас оказал влияние. Мне его очень не хватает.

Как бы он отреагировал на ваши эксперименты в 1990-х, начиная с «Чёрного Альбома» (1991) и заканчивая ‘St. Anger’ (2003)?

Ну, полагаю, ему многое бы не понравилось. На мой взгляд «Чёрный Альбом» был отличной пластинкой, и я рад, что мы нашли в себе смелость сочинить её и поработать с Бобом Роком. Это должно было случиться, и случилось. Знаешь, когда я переслушиваю ‘…And Justice For All’ (1988), я понимаю, что дальше мы в том направлении двигаться уже не могли. Нужно было попробовать что-то свежее и новое. Думаю, Клифф придумал бы что-нибудь, где его бас было отчётливо слышно; наверное, что-нибудь более сложное и запутанное. Думаю, он, как и я, был бы против эры Load/Reload, ему бы многое не понравилось – преобразование Metallica либо закос под U2.

Говоря «как и я», ты имеешь в виду, что тебе самому было некомфортно в тот период?

Нет, совсем нет. Есть на тех альбомах потрясающие песни, но, я считаю, не было необходимости в том образе и имидже группы. Ещё мы написали слишком много песен… из-за чего смертельный яд Metallica потерял свой эффект. Думаю, Клифф со мной бы согласился.

Считаешь ли ты, что ‘St. Anger’ стал для вас новым началом или же это было окончание периода, о котором ты только что сказал?

Ну, не уверен. Для меня ‘St. Anger’ как бы стоит особняком в нашей дискографии. Это скорее заявление, а не альбом. В некоторой степени, это саундтрек к фильму Some Kind Of Monster. Есть на пластинке интересные и классные риффы, да и песни тоже. Но музыка получилась несвязной, хотя мы и сами тогда были разобраны на части. Но именно эта несвязная музыка вновь нас соединила. Это был очень важный кусочек мозаики, без которого мы не стали бы теми, кем являемся сегодня.

Насколько для вас было важно, чтобы ‘Death Magnetic’ продюсировал Рик Рубин, а не Боб Рок, работавший с вами на всех альбомах, начиная с Black Album?

Думаю, важно. Боб… Нам стало слишком комфортно работать друг с другом, особенно после того, как мы истощили себя эмоционально в период ‘St. Anger’. Нам нужны были перемены. Рик Рубин – полная противоположность Бобу Року. Мы смогли сесть и самостоятельно написать альбом, без надзора. У группы снова выросли крылья, и мы смогли взлететь. Мы приняли верное решение. Ни в коем случае не хочу обидеть Боба, потому что он дал нашей группе бесконечно много. Мы у него многому научились.

В фильме Some Kind Of Monster ты откровенно заявил о своих проблемах и внутренних демонах, признав, что в тебе бушует гнев. Но важно ли всё же чувствовать определённую долю гнева и ярости, чтобы сочинять песни?

(смеётся) Отличный вопрос! Думаю, это беспокоит каждого, кто пережил нечто подобное. Но креативность появится тогда, когда это будет нужно. Мы можем «прожевать» абсолютно всё, а потом выплюнуть в стиле Metallica. Я ведь не стану писать о цветочках и солнышке. Когда я счастлив, я сочиняю, наверное, самый тяжелый и убойный рифф. Как бы я не был счастлив, во мне всегда будет чувство гнева. Похоже, всегда будет не хватать ещё одного кусочка мозаики.

Перевод: Станислав “ThRaSheR” Ткачук

---

Dimon