Робб Флинн из Machine Head: «Музыканты должны быть зеркалом общества»

Недавно Робб Флинн (Robb Flynn) из Machine Head дал интервью радио “Full Metal Jackie’s”. Отрывки из интервью доступны ниже.

Много у вас, ребята, всего произошло. Гитара нашлась украденная, которую тебе Даймбэг подарил, недавно выпустили песню ‘Is There Anybody Out There?’, скандал на недавнем концерте Dimebash. Как ты теперь относишься к Pantera?

Да, много всего произошло. Знаешь, круто, что гитару удалось вернуть. Бля, Даймбэг подарил мне её на сцене в Aragon Ballroom в Чикаго, Иллинойсе в 1997 году. В 2010 году у меня её сперли, обчистили дом, стащив четыре гитары. Вот одну из них вернули. Я очень рад, что спустя шесть лет она, наконец-то, снова со мной… я всегда верил, что это случится. Просто в какой-то момент я потерял надежду, решил оставить всё как есть; надо ведь жить дальше и прекратить… Я столько раз пытался найти её и поиски заканчивались ничем. Мой кореш Крейг [Лосисеро] прислал мне фотки гитары по электронке и написал: «Слушай, братан, мне кажется, твою гитару нашёл Брайан Кехой из компании Dunlop», на что хотелось ответить: «Знаешь, я уже сто раз её искал». Прокручиваешь вниз и видишь фотки гитар, и думаешь: «Твою же мать! Это же она!». Да, это было потрясающе. Что касается нашей новой песни? Я написал её, и у меня были сомнения насчёт второго куплета. Меня дико радовал первый куплет, а вот что делать со вторым, я не знал. Я отправил песню своему барабанщику, Дэйву [МакКлейну], и он сказал: «Слушай, такое ощущение, что во втором куплете ты раздражён [Робб смеётся]. Не слышу я настоящей агрессии, которую привык слышать». И он был прав. И я обещал ему, что через пару дней спою песню заново, и я просто взял и всё переписал. Отправил ему, и он сказал, что теперь агрессии там хватает. Мы долго обсуждали, оставить нам второй куплет как есть и нужно ли об этом вообще петь. Но потом я опубликовал в интернете видео «Расизм в Металле», и его просмотрели миллионы человек за четыре дня, мне пришло порядка тысячи смертельных угроз, а неонацисты угрожали сорвать наши концерты в Мадриде [Испания] и в Дрездене [Германия]. Раз уж на то пошло, по этой причине я и решил оставить второй куплет именно таким. Тот случай на концерте и реакция кардинально изменили смысл текста и ситуацию.

Расскажи, почему вы решили выпустить песню ‘Is There Anybody Out There’ в качестве сингла, а не ждать, пока она окажется на следующем альбоме?

Песня меня так пропёрла, что я не видел смысла оставлять её на потом. Мы как раз только откатали двадцатимесячный тур в поддержку альбома ‘Bloodstone & Diamonds’, и это было потрясающе. Мы побывали в таких местах и странах, где никогда ещё не были. И решили выпустить песню. Многие мои коллеги по цеху, так сказать, тоскуют по тем «золотым» временам музыкального бизнеса, или как там это называется. А меня всё устраивает. Мне нравится новый музыкальный бизнес. Прикольно, что можно взять и выложить одну песню на Spotify, YouTube, ITunes и Apple Music, и каждый может её услышать, обосрать её в интернете [смеётся] либо наоборот написать, насколько она крутая. Это же потрясающе. И песня мне очень понравилась. Я считал, что мы сделали нечто особенное. Классная песня. И зачем ждать? Нам не нужно ждать, пока она попадёт на альбом и станет одной из десяти новых песен. С лейблом я разговаривал, они слышали песню, и она им понравилась. Они даже загорелись идеей сделать её радио хитом. Мол, давайте выпустим её отдельной песней. Так мы и сделали.

Как музыкант и автор песен, ты имеешь право голоса и делишься с остальными своими мыслями и мнением. Какие изменения в этой отношении ты видишь по сравнению с тем, что было 30-40 лет назад?

Знаешь, я так вижу музыку. Black Sabbath были первой группой, от которой мне сорвало крышу. Наверное, они вдохновили меня больше чем любая другая группа. Глядя на них, мне хотелось играть музыку, курить траву, трахать тёлок и сходить с ума. И во многом, как мне кажется, это связано с дьявольским элементом в их музыке. Но мне всегда нравилось, что эти парни никогда не боялись петь о том, о чём другие даже не говорили. Взять к примеру, песню ‘War Pigs’, это ведь была антивоенная песня, написанная в разгар войны во Вьетнаме, тогда о таком говорить было небезопасно; они, в общем-то, рисковали. Но они раздвигали границы дозволенного. Потом были песни вроде ‘Sweet Leaf’ и ‘Snowblind’, они не боялись быть экстремальными, привнесли в музыку свой лексикон, связанный с нарко-культурой. А потом я увлёкся трэшем, а там главная цель заключалась в том, чтобы быть как можно более экстремальным. По этой же причине мне нравились N.W.A., хип-хоп вроде Public Enemy, где музыканты не боялись открыто высказывать своё мнение. С ними можно было согласиться, можно было не согласиться, но игнорировать их было нельзя.

Эти группы вдохновили меня. Даже панк-рок группы – например, Discharge – все они выступали за какую-то идею. Я не говорю, что в музыке должно быть непременно именно так, но я считаю, что музыканты должны быть зеркалом общества. Мы должны отражать то, что происходит в мире. Иногда это любовь, красота, секс и так далее. Но иногда мы отражаем что-то плохое и негативное. То, о чём другие не хотят или боятся говорить вслух. И меня это тоже касается. Я в той песне боялся сказать некоторые слова; я знал, что последует незамедлительная негативная реакция, и так и случилось. Жалею ли я? Нет. Раз уж на то пошло, я считаю, что об этом сейчас вообще ни в коем случае нельзя умалчивать.

Как и любая группа, Machine Head настрадалась за свою карьеру. Каким образом все эти нелегкие времена сделали тебя лучше как музыканта?

Не знаю, стали ли я лучше как музыкант [смеётся], но как человек – стал. Наша первая пластинка вышла в 1994. Группу мы сколотили в 1992. И почти за 25 лет карьеры, безусловно, как и в любых отношениях, будут и взлёты и падения, перемены и этапы развития. И всё это опыт… Время от времени нужно терять, чтобы ценить то, что имеешь. Давным-давно итальянский мыслитель и философ Никколо Макиавелли рассказал одну историю об итальянском герцоге и полководце по имени Чезаре Борджия. Он был сыном Папы Римского, и много-много лет не знал поражений, а потом вдруг наступила череда неудач и поражений – в итоге его убили во время битвы. И Макиавелли сказал: «Чезаре не справился с неудачами, он слишком привык к постоянным победам, потому и умер». Я к тому, что в жизни каждого человека случаются взлёты и падения, удачи и провалы. И это нормально. Такова жизнь. В ней не место лишь радостям и добру. Где добро, всегда есть зло. Поверь, нам повезло куда больше, чем другим группам. Мы до сих пор здесь. До сих пор сочиняем музыку. И благодарны за это; мы благодарны судьбе и фэнам. Мы гордимся тем, что наши поклонники стоят за нас горой, и мы можем исполнять любимую музыку, делясь ей со всем миром.

Насколько новый сингл отражает в музыкальном и текстовом плане направление следующего альбома Machine Head?

Я понятия не имею, в каком направлении нас понесёт на следующем альбоме. Сколько бы ни было разговоров и планов, всё равно всё получается спонтанно. Мы собираемся вместе и начинаем творить, сочинять. Иногда атмосфера одна, иногда другая. Я не считаю, что музыку можно направить. Скорее она тебя направит. Ты как корабль, и музыка проходит через тебя и направляет тебя, куда считает нужным. Твоё дело – не сопротивляться. И вот это, на мой взгляд, сложнее всего. Хочется ведь контролировать. Контролировать жизнь, события, а получается ровно наоборот. И я часто привожу в пример альбом ‘The Blackening’, который вышел семь лет назад; многим он понравился. Ой, то есть, девять лет назад; твою же мать – почти десять лет назад! [смеётся] С ума сойти. Хреново я считаю. На нём оказались девятиминутные песни… две десятиминутные и две девятиминутные. Это было длинные песни, и мы ничего подобного никогда не сочиняли. А когда мы только начали сочинять альбом, у нас было четыре коротких песни. ‘Now I Lay Thee Down’, ‘Aesthetics Of Hate’, ‘Beautiful Mourning’ и ‘Slanderous’ – каждая длилась не больше 4-5 минут. Мы даже и не думали, что вдруг начнём писать такие длинные эпики, но мы написали ‘Halo’ – посмотрели, сколько она идёт и охренели. Девять минут! «Ребята, у нас две песни по девять минут, нужно обрезать лишний жир». Решили сократить до 5 минут. Обрезали все песни до пяти минут, и получилось, что мы убрали все «петли» из американских гонок; было уже не так интересно и захватывающе. Мы не знали, что подумают фэны. Понравится им это или нет, но мы решили довериться своему внутреннему чутью. И вдруг песня была номинирована на «Грэмми», мы полгода откатали в туре с Metallica, и это был незабываемый опыт. Тот период стал поворотным в карьере группы.

Когда мы услышим новый альбом и что там с гастролями? Какие планы на вторую половину 2016 года?

Мы буквально недавно вернулись домой, проведя 20 месяцев в дороге – 283 концерта, и почти везде мы играли 2-3 часа, и это было потрясающе. И мы выпустили эту песню, потому что пока не готовы сочинять новый альбом. И если песня оправдает надежды, возможно, в сентябре мы снова поедем в тур. В настоящий момент никаких гастрольных планов у нас нет. 20 месяцев это немало, поэтому мы решили немного отдохнуть, привести мозги в порядок и перезарядить батарейки. Я впервые за многие-многие годы провожу лето дома. Буду сидеть у моря, заниматься вейкбордингом и пить пиво, пока не лопну. Проводить время с семьёй, играть с детьми и наслаждаться жизнью.

Перевод: Станислав «ThRaSheR» Ткачук

Dimon