История записи альбома Sepultura - “Beneath The Remains”

До появления синтеза дэта и трэша или трэша и дэта, была Sepultura, и это имя с любовью произноситься многими металлистами либо «Seh-poll-tour-a», либо «Sep-ull-trah». В разрез с распространенным в то время мнением, Sepultura вылезли отнюдь не из зарослей Амазонки или самый криминогенных бразильских трущоб. На самом деле, они оказались где-то посередине – густо населенных бетонных джунглей, совсем не типичных для стран первого или третьего мира. Они пережили как время борьбы, трудностей и гадостей так, как это не удивительно, хорошие времена. Sepultura выпестовала Бразилия и маргинальные города. И Sepultura могла бы стать подходящим ответом. Однако такие первые и определяющие альбомы, как «Bestial Devastation» или «Morbid Visions» едва ли могли бы стать достойным ответом. Чтобы найти свое место в Бразилии, не говоря уже об остальном мире, они были слишком заняты стремлением перещеголять своих кумиров. Они росли медленно, но верно. Начиная со «смутного времени» в период 1984-87, когда местный лейбл «Cogumelo» выпустил их вторую пластинку, «Schizophrenia», трансформация ощетинившейся Sepultura почти завершилась. Все говорило о том, что «Schizophrenia» помогла бы им попасть не только в офисы лейбла «Roadrunner Records» в Нью-Йорке, но и на многие сцены мира.

Подписав контракт, весной 1988 года, на выпуск семи альбомов с крестным отцом дэт металла и агентом по работе с артистами и репертуаром, Монте Коннером, Sepultura нашла в лице «Roadrunner» добровольного и готового идти на риск партнера. Ведомый новым контрактом и развивающийся с головокружительной скоростью музыкально, квартет выковал свой третий альбом в тесной комнатенки басиста Паоло Джуниора в доме его родителей. «Stronger Than Hate», «Lobotomy», «Mass Hypnosis», «Beneath The Remains» и крайне важная для их карьеры песня «Inner Self» стали результатом стремления превратить дикий дэтово-трэшевый гибрид Sepultura в нечто большее, способное вырваться за границы города и страны, которую они называли своим домом.

Записанный на Рождество 1988 года в Рио Дэ Жанейро, в студии «Nas Nuvens», альбом «Beneath The Remains» стал для Sepultura не просто стартом, эта запись стала началом продюсерской карьеры Скотта Бёрнса. Бёрнсу, начинавшему на должности инженера записи в студии «Morrisound» было поручено полететь на самолете в Бразилию для того, чтобы записать Sepultura в их «естественном окружении». В лице Бёрнса Sepultura нашли продюсера, который, возможно, не был для них идеальным выбором, но который говорил на понятном для них языке. Нет, не на португальском, а на языке экстремального металла. Сказать, что эта пластинка катапультировала этих бразильцев на мировую сцену, значит, не сказать ничего. Потому что «Beneath The Remains» изменил наше «коллективное сознание» конца 80-х, и позволил нам вступить в «Зал Славы». Одними из первых, мы встречаем Sepultura как первую команду «второй волны», попадающую в наш «Зал Славы».

Как говорится, «человек продукт своей среды», была ли Sepultura продуктом Бе́лу-Оризо́нти или даже всей Бразилии?

Макс Кавалера: Мне думается, что это нашло свое отражение как в музыке, так и в текстах наших песен. Особенно на «Beneath The Remains» и в песне «Inner Self». В этой песне поется обо мне и о тогдашней Бразилии. Помните те самые строчки: «бреду по грязным улицам/замыслив что-то недоброе»? Вот как я тогда воспринимал Бразилию. Вот что значит быть уроженцем страны третьего мира. Тогда мы только начали сочинять собственную лирику. Тексты первых песен Sepultura были «закосом» под Venom и Slayer. Я просто копировал то, о чем пели парни из этих групп. «Beneath The Remains» стал для нас большим шагом в развитии, мы начали петь о войне. Одноименная с альбомом песня, она против войны… «Mass Hypnosis», песня о том, как СМИ промывают всем мозги и все такое прочее. На этом альбоме, наша лирика вышла на новый, более качественный уровень. Sepultura стали более политизированными, не безучастными к мировым проблемам. Мы сами бразильцы, поэтому рассказываем свою историю, отличную от историй всего остального мира.

Игорь Кавалера: Для меня наши корни это нечто комплексное, сложное. Здесь не только свою роль играет Белу-Оризонти, ведь мы с Максом всегда жили в Сан Паоло, а в Белу-Оризонти перебрались когда не стало нашего отца, и именно в то время мы собрали нашу группу. Лично я не вижу тесной связи между группой и Белу-Оризонти. Скорее это общая связь Sepultura и Бразилия, без «замыкания» на каком-то конкретном городе. Если говорить о музыке, то бразильские корни во многом повлияли на нашу манеру исполнения и манеру сочинения. Часть «кача», так называемых «грувов» несколько отличалась от того, что делали многие другие металлические группы. Вот именно здесь явно сказывается влияние Бразилии. В своем детстве, мы слушали много разной музыки, африканские ритмы и все такое, тем самым, на мой взгляд, мы выделялись своим «фирменным качем».

Как же такой экстремальной металлической группе, как Sepultura жилось в Бразилии в конце 80-х?

Игорь Кавалера: Тогда в Бразилии была практически крошечная металлическая сцена. В Южной Америке мы дали всего лишь несколько концертов, но, однако же, постоянно репетировали. На репетиционной базе, ежедневно, часами играли свои песни. Это была «наша фишка». На ту репетиционную базу приходили наши друзья, мы общались и выпивали. Общий настрой был просто классным. 20-ти летний бразильский парень, он либо играет в группе, либо бродит по улицам и ищет «приключений на свою задницу». Музыка спасла нас от многих неприятностей. Мы запирались в своей студии. Наверное, моя мама была рада, что мы нашли для себя отдушину, играем, а не «зависаем» во дворе. Репетиционная студия, это вам не студия звукозаписи. Мы еще не были готовы выходить на сцену, не совсем комфортно чувствовали себя со своими инструментами. На мой взгляд, все то, что нам мешало, в конечном итоге пошло только на пользу.

Андреас Киссер: Сложилась немного рисковая ситуация. Металлическая сцена только начала зарождаться в Рио, Сан Паоло и Белу-Оризонти. Тогда, все играли в каких-то своих группах. Я помню разборки между металлистами и панками-скинхэдами, из-за несовпадений во взглядах. Тогда часто вспыхивали драки, разного рода проявления идиотизма. Приходилось всего этого сторониться. Мы – группа волосатиков, и стоило бы нам забрести не в свой квартал, наткнуться там, на компанию панков-скинхэдов, нас бы просто убили. Вот такой вот бред. Вся Бразилия менялась на глазах. Только в 1989 состоялись выборы первого президента. Военный переворот 1964 года стал историей, и людям моего поколения было крайне важно это понять. Я родился в 1968 и вырос во времена правления военной диктатуры, и поэтому в конце 80-х я с радостью наблюдал за тем, как меняется Бразилия. Будучи подростками, мы впитывали огромный объем информации. Видели, как раскрывается наша культура, как в страну возвращаются диссиденты.

Паоло Джуниор: Наша музыка была зеркалом нашего общества. Наш внешний вид, длинные волосы и татуировки, наш имидж, это было своего рода заявление. Мы вполне закономерно смотрелись весьма агрессивно. В 80-х, Бразилия вступила в новую демократическую эпоху, но разных проблем все равно хватало. Нам же было по фиг. Я родился и вырос в третьем по величине городе Бразилии, и этот город был буквально пропитан каталицизмом. Местные не понимали, кто мы такие, и главное не желали понимать. Спешили нас критиковать, а мы в подобных условиях просто выживали.

Тогда, внешний мир казался огромным, а бразильский металл был чем-то диковинным. Как вам удалось подписать контракт с лейблом «Roadrunner»?

Макс Кавалера: Все закрутилось после выпуска альбома «Schizophrenia». Мой друг, сотрудник авиакомпании «Pan Am», дал мне билет на самолет и сказал: «Можешь лететь в Нью-Йорк, но для этого нужно прикинуться сотрудником «Pan Am», а это значит, тебе придется заплести свои волосы в косичку, надеть костюм и галстук». У меня не было строгого костюма, но я взял его у своего двоюродного брата. Полетел в Нью-Йорк, и в аэропорту встретился с Борвоем Корджином и Монте Коннером. Когда вышел из самолета, они своим глазам не поверили. Я выглядел таким цивильным, официальным и был не похож на того парня на фото, которые имелись у них на руках (смеется). Я пробыл в Нью-Йорке два дня. Посетил тогда все крупные городские фирмы грамзаписи, представительства «Combat», «Noise» и «Roadrunner». Раздал всем «причастным» по копии «Schizophrenia». Из-за того, что я уже был знаком с Монте, а у него было свое металлическое радиошоу, Дон Кей и Борвой помогали мне с подписанием контракта, я решил, что именно «Roadrunner» быстрее всего откликнуться на мое предложение о сотрудничестве. Так и вышло. Месяца через три после моей поездки, мне позвонил Монте. Он хотел подписать с нами контракт, причем это был глобальный контракт. Положив телефонную трубку, я всем сказал о том, что с нами собирается подписать договор один американский лейбл. И поэтому поводу мы закатили у меня дома грандиозную вечеринку! Моя мама была безумно счастлива, а я сам кувыркался от радости. Это было просто офигенно! Не зря мы так пахали! Не зря я мучился в этом костюме и галстуке!

Андреас Киссер: Но все кто нам помогал, были важнее самого лейбла. Мы сотрудничали с Борвым, сегодня он заведует новостным порталом «Blabbermouth», и этот парень поверил в Sepultura. Он был нашим первым большим фанатом и человеком, поддержавшим все наши начинания. Он начал рассказывать о группе разным другим лейблам, поместил наше фото на обложку одного самиздатовского журнала, впервые в нашей жизни. Догадываюсь, что Борвой общался с Монте на «Roadrunner». Только этот лейбл решил рискнуть и вложить деньги в группу из Бразилии. Они не испугались.

Игорь Кавалера: Это было очень круто. Я бы не сказал, что «Roadrunner» были крупным лейблом. Самый известный исполнитель в их каталоге на то время – King Diamond. Мы подписывали контракт отнюдь не с «Sony» или каким либо другим супер-пупер лейблом, с какими-нибудь «деловыми попсовиками». «Roadrunner» на профессиональном уровне занимались продвижением металла, а именно металлического андеграунда, и они понимали, с каким багажом мы к ним пришли. По сути, данный лейбл развивался вместе с нами, и это было круто. Нам это было только на руку. Многие группы, сделав молниеносную карьеру, потом «сливаются» в вечность. А «Roadrunner» в то время только развивались, от альбома к альбому. Да и потом важно еще и то, что Борвому и Монте было интересно, что твориться в металле за пределами Штатов и Европы. Мы не были первыми, были еще группы, выстраивавшие свою карьеру вне рамок этих континентов, но вместе с тем только горстка людей интересовалась тем, что тогда творилось в андеграунде.

Паоло Джуниор: Помню, что на момент подписания контракта, я практически не умел говорить на английском. Пришлось мне быстро осваивать этот язык. А потом, когда я не давал интервью, все решили, что это потому что я не умею разговаривать. Потом мое молчание всех задрало, и на меня наехали: «Какого х*я, чувак! Ты же владеешь этим языком, так что давай, дай несколько интервью!» (смеется) Я всегда с большой неохотой давал интервью.

Итак, для подписания контракта Макс прилетел в Нью-Йорк из Бразилии. Он хреново разговаривал на английском, и я знаю продолжение той истории.

Макс Кавалера: Ну, ребята, меня просто грабанули. Охренеть, не встать! Борвой ломился вперед, и когда мы шли вместе, взял и обогнал меня на квартал. Я все тащился, а он просил пошевелиться. Отстав на квартал, я его просил: «Подожди, мудила, ну, подожди ты меня!». Потом ко мне подскочил какой-то чернокожий парень и приставил нож к горлу. У меня в кармане было пять баксов. На тот момент все мои деньги. И я сказал ему на ломанном английском: «Не стоит меня резать. Не убивай меня. Бери бабки и вали». Парень забрал те пять баксов и ушел. Шиза какая-то! Я приезжаю из Бразилии, страны с криминогенной обстановкой, и меня тупо грабят в Нью-Йорке! Не помню, когда это произошло, до или после того ограбления, но я столкнулся с Харли Фланеганом из группы Cro-Mags. Я узнал его и спросил, не тот ли он Харли, он подтвердил. Тогда я попросил с ним сфоткаться. Тогда было совсем не жарко, декабрь месяц, но Харли снял с себя свои куртки и я увидел его татуировки (смеется). Мы встретились на площади «Time Square», и вот он обнажается только для того, чтобы сфотографироваться со мной. Даже для банальной фотки вместе со мной, ему пришлось продемонстрировать свои татуировки. Потом я показывал всем своим друзьям эту мою фотку с Харли. Все завидовали (смеется). Это было реально круто.

Почему же «Beneath The Remains» так разительно отличается от «Schizophrenia»?

Макс Кавалера: Много репетиций. Реально много. Для отработки этих партий, мы много репетировали, и было очень непросто скомбинировать все эти риффы воедино. Какое-то безумие. Иной раз я вспоминаю те песни и не могу понять, о чем я тогда думал. Получились просто чумовые темы. Большой шаг в развитии, отличный от «Schizophrenia». Нас толкало на подвиги осознание того факта, что теперь мы группа с контрактом. Понимание того, что мы выпустим свой альбом в Америке и в Европе, в корне изменило наше представление. Для нас это была огромная мотивация. Важный задел. Стремление записать и выпустить пластинку лучше, чем предыдущая. Все стремились сделать что-то лучшее. Я говорю об Игоре и Андреасе, но не о Паоло. Для него ничего не изменилось.

Андреас Киссер: Большой шаг в развитии, по сравнению с «Schizophrenia». Если так разобраться, до этого Sepultura копировала группы, игравшие за пределами Бразилии. На «Schizophrenia» мы начали продвигать нечто свое собственное, начали рассказывать о своей жизни в Бразилии. Я пришел в эту группу для продвижения нового влияния. В моих соло чувствовался традиционный хэви металл. Но альбом «Schizophrenia» помог нам подписать контракт с «Roadrunner», потому что в начале нашей карьеры, фирмы грамзаписи откровенно игнорили Sepultura. Да, собственно, как и сами металлисты. У нас был только узкий круг своих фанатов. Я помню, как «Schizophrenia» тиражировали на бутлегах в Европе. Нам не перепадало ни копейки, но «пиратка» работала на нас.

Паоло Джуниор: Прежде всего, у нас появилась возможность поработать с настоящим продюсером – Скоттом Бёрнсом – который прекрасно нас понимал. С самого первого дня, по приезду в Бразилию, он с головой ушел в работу и все делал «по уму». За тот короткий период нашего сотрудничества, он выжал из нас «по максимуму». На мой взгляд, у этого парня была своя фирменная методика записи, своя методика расстановки в студии микрофонов. Да и потом, мы еще росли, сами продолжали учиться. Все впитывали, как губка. Мне кажется, тогда начала меняться наша манера исполнения.

Насколько быстро сыгрались два гитариста, Макс и Андреас, как долго формировался симбиоз соло и ритм гитары?

Макс Кавалера: Нет, никакого долгого процесса, все мгновенно срослось. Андреас замечательный гитарист, и в плане технической подготовки оказался продвинутей нашего прошлого гитариста, парня по имени Джайро Гуидас. Тот был ограниченным в плане техники гитаристом. Практически не подкреплял свои слова делом, то есть игрой. Андреас зарекомендовал себя наилучшим образом. Он мастерски использует педаль «вау-вау». Диссонантные ноты и все такое. Мы всегда подталкивали его и просили сыграть то одно, то другое. Я прекрасно сыгрался с Андреасом и две наши гитары сформировали фирменное звучание. «Schizophrenia» была значительным шагом вперед, по сравнению с «Morbid Visions». Я знаю, что многие слушатели решили, что это наша лучшая пластинка. А потом «Beneath The Remains» буквально «задвинул» «Schizophrenia». Мы продолжали развиваться «семимильными шагами». Для многих «Beneath The Remains» стал такой же классикой трэша, как «Reign In Blood». А от этого альбома Slayer мы перлись дичайшим образом, просто молились на него!

Андреас Киссер: Все шло, как шло. На мой взгляд, мы проявили себя с лучшей стороны. Репетировали ежедневно, и для нас это было нечто большее, чем работа. Мы играли с огромным удовольствием. Репетиция каждый день после обеда. Постоянный обмен идеями, все были очень сосредоточены. Ни один не пропустил репетицию. Ну, почти ни один (смеется). Это было круто.

Мне кажется, что примерно тогда же отлично сыгралась и ваша ритм-секция. Игорь и Паоло проявили себя на этой пластинке с лучшей стороны.

Макс Кавалера: Паоло не записывал бас для «Beneath The Remains», это сделали мы с Андреасом.

Андреас Киссер: Да, конечно, я сыграл на басу на этом альбоме, как на «Schizophrenia» и даже на «Arise». Паоло просто не справился бы со своими обязанностями в студии, особенно на «Beneath The Remains». Он практически не участвовал в написании песен, и это было как-то странно. Тогда он занимался своими личными, семейными делами. По большому счету, «Beneath The Remains» был написан в формате трио. Две гитары и барабаны. Бас никакой роли в звучании не играл, он был так, галимым наполнителем. Я думаю, что все басовые партии были записаны за одну ночь, как говориться «на скорую руку». Иного выбора просто не было. Паоло для студийной работы был просто не готов. Студия, это вам не сцена. Послушайте альбом «Chaos A.D.», вот там Паоло играет намного более уверенно. Тогда на альбоме Sepultura басист впервые заиграл и заявил о себе в полной мере. Только с того момента, Паоло «рвет и мечет».

Игорь Кавалера: Мне кажется, что тогда мы сочиняли эти песни в своей особой манере, отличной от многих групп. Многие наши песни формировались на основе барабанного ритма. Потом, на барабанный рисунок, Макс и Андреас могли наложить свои риффы. Одним словом, все начиналось с партии ударных. Тем самым я мог играть намного разнообразней, намного качевей. Все, к примеру, гитары, работало в единой связке с перкуссией. И получалось все намного лучше именно «без отрыва от барабанов».

Как сочинялись те песни?

Макс Кавалера: Как барабанщик, Игорь стремился во всем добиваться идеала. По его мнению, все должно было быть сыграно правильно. Стоило ему облажаться, и нам всегда приходилось все играть заново. Поэтому если он лажал 20-ть раз подряд, мы были вынуждены все начинать заново. Снова и снова и снова (смеется). Помню, как мы пригласили на наши джемы пару-тройку друзей. Так разволновались, а потом застряли прямо на середине какой-то партии, Игорь все никак не мог начать с правильного ритма, все лажал и лажал. Мы начинали заново. В итоге те наши друзья не выдержали, повскакали со своим мест и заныли: «Ребята, нам надо валить. Что-то у вас тут дико скучно!». На что я им ответил: «Не надо, не уходите, у нас есть другие песни!» (смеется). В конечном итоге Игорь исправился и заиграл правильно. А когда он исправлялся, мы просто «жгли напалмом».

Андреас Киссер: Да, мы репетировали дома у Паоло. (смеется) В одной из комнат в доме Паоло, и эту самую комнату нам пришлось так сказать «переоборудовать». Сделать помещение более знакомым для нас, развесить по стенам плакаты, ну и все такое. Вот так мы и играли до того как у нас появилась профессиональная репетиционная база. Но надо сказать, что мы могли прийти домой к Паоло в любое время дня и репетировать. Мне кажется, что тогда мы были более организованными. Была определенная мотивация, а именно поддержка «Roadrunner». Наконец-то начала сказываться пресловутая «химия группы».

Игорь Кавалера: Сами песни сочинялись спокойно и легко. В принципе, как и песни со всех остальных альбомов. Мы просто много джемуем, это наш принцип. Тот же обмен идеями. От барабанных ритмов до гитарных риффов и идей Макса, из его тетрадки. Возможно, часть текстов песен мы воспринимаем как некий саундтрек. Никакой четкой, закрепленной творческой формулы у нас никогда не было. Закреплялось и оставалось все в той форме, как оно было нами сыграно. Все партии инструментов джемуются до такого состояния, пока они не превратятся в песни.

Понимали ли вы тогда, что превращаетесь в совершенно самостоятельных авторов-сочинителей, или это пришло к вам позднее, в ходе подготовки «Arise» и «Chaos A.D.»?

Макс Кавалера: Все началось с написания «Inner Self» именно на «Beneath The Remains». Это классическая, классная рок-песня. На мой взгляд, именно в тот период мы явно превращались в самостоятельных авторов. Авторов способных сочинять что-то свое, и нам было не нужно косить под Venom или Slayer. Я сочинял все более крутые гитарные риффы, сочинял в своей свободной манере. Риффы с фирменным почерком Макса Кавалеры. Тоже самое касается и моих вокалов, которыми я всегда гордился. Петь я откровенно не умею. Не смогу напеть что-то мелодичное даже ради спасения собственной жизни, но вместе с тем мой голос очень узнаваем для слушателя. Такой фирменный кавалеровский вокал. Если мой голос настолько узнаваем, для меня это намного важнее «правильного пения», и Лучиано Паваротти мне никогда не стать!

Андреас Киссер: Мне кажется, это пришло позднее. Мы оставались под влиянием творчества Slayer. В тех наших песнях еще явственно чувствовалось влияние Metallica, Slayer, Kreator, Vio-Lence и канадцев Sacrifice. Тогда же мы начали слушать такой махровый панк, как Dead Kennedys, English Dogs и C.O.C. А еще The Ramones. Мы впитывали все как губка, и вместе с тем хотели быть бразильцами. То есть мы и есть бразильцы, парни со своим национальным колоритом! Поэтому нам было важно на «Beneath The Remains» поднять тему своей родины. Бразилия это не только джунгли и пляжи, забитые голыми бабами. В этой стране есть города, насилие, политическая коррупция, да все «прелести жизни».

«Inner Self» фактически стала синглом, или вашим гимном, если угодно. Не помните, почему «Roadrunner» выбрали именно этот трек, ведь на альбоме убойного материала более чем достаточно?

Андреас Киссер: Мне кажется, что «Inner Self» это именно та песня, которая изменила Sepultura. Мы попали под влияние Slayer и Death. «Inner Self» получилась более прокаченной, такой реально мошевой, отвязной. Песня, изменившая направление, в котором нам хотелось двигаться. Мы выбрали «Inner Self» потому что в этой песне говорилось о Бразилии, о том, как мы сами жили в этой стране. Местным церковникам не понравилось название нашей группы, а полиции наши длинные волосы. Уважаемым в стране семьям не нравились наши татуировки, и в самой нашей музыке чувствовался некий бунтарский дух. Однако, мы немного удивились, прежде всего тому резонансу, который вызвал «Beneath The Remains». «Roadrunner» резко захотели снять клип на эту песню, а ведь изначально, они вкладываться в нас и не хотели. У них даже была задумка выпустить этот альбом без текстов песен, никаких разворотов конверта на виниловой версии, никакого гребанного редактирования. Это наш второй альбом с текстами песен и плакатом. А потом руководство лейбла решило снять видео. Мне думается, что эта песня помогла нам выйти на новый уровень.

Игорь Кавалера: Никогда не забуду, как мы с Максом решили сесть и послушать готовый альбом, когда все уже было записано. Мы выбрали вторую песню с альбома, не такую быструю, как первый, открывающий пластинку трек. «Inner Self» стояла на пластинки второй, и потом до нас дошло, что на эту песню стоит снять видео. В этой песне, проявились новые элементы, над которыми нам стоило поработать. Свой мош и грув. Потом эту песню можно было ускорить за счет ритма. В этом треке были все необходимые элементы для видео. «Inner Self» получилась запоминающейся, и на альбоме эта вещь шла второй, сразу после «удара в морду», первого трека.

А как была написана песня «Primitive Future»? Я знаю, что в пластинку ее добавили буквально в последний момент.

Игорь Кавалера: Название мы позаимствовали из одного скейт-видео, которое тогда частенько смотрели. Мы никогда не искали очевидных путей и решений, но так уж вышло, что скейтбординг оказал значительное влияние на нашу карьеру. Вся скейтовая тема. Мы всегда увлекались не только скейтбордингом, но всей культурой и модой в целом. Если вы посмотрите на фото на заднике «Beneath The Remains», то обратите внимание на то, что Макс там стоит в штанах фирмы «Vision». На поздних переиздания, дизайнер «Roadrunner» зафотошопил этот лейбл на штанах Макса, не знаю по какой причине.

Против чего выступали тексты песен Sepultura? Лирика на «Beneath The Remains» получилась достаточно сильной.

Макс Кавалера: Вы не поверите, но на написание части текстов меня вдохновило творчество группы U2. На альбоме «War» у U2 была такая песня – «Sunday Bloody Sunday», и именно она подтолкнула меня на написание текста «Beneath The Remains». Влияние U2. Многие об этом просто не знают. Именно U2 подталкивали меня на сочинение текстов военной тематики. Надо сказать, что никто этого так и не заметил. Мне эта группа понравилась, вообще я считал их классной командой, но лирика Боно мне нравилась еще больше. Он замечательный лирик. Часть «военных текстов» заставляет вас задуматься, и я решил, что подобное стороннее влияние нам не повредит. Правда, неожиданно? Но ведь прокатывает! Стоит спи*дить что-то у Slayer и это все заметят! А если вы что-то заимствуете у U2. Никто в металлическом мире это не заметит.

Чем вам запомнились те сессии звукозаписи?

Макс Кавалера: Я помню, когда Скотт Бёрнс приехал в Бразилию, он еще был в сандалях и в шортах. В шортах-бермудах! Мы были сбиты с толку: «Кто этот парень? Он похож на бразильца!». Скотт был совершенно не похож на такого типично яркого, голливудского продюсера. Этот парень любил панк-рок и постоянно рассказывал о таких группах, как Black Flag и Big Black! В день приезда Скотта, мы оказались в одном дерьмовом отеле в Рио. Парень решил вздремнуть, а когда проснулся, оказалось что его «бумбокс» уже спи*дили. Ворюги забрались к нему в номер, пока тот спал, и сперли «бумбокс». Он начал оправдываться: «Ребята, я привез с собой бумбокс, чтобы вы могли прослушивать то, что мы с вами запишем, простите меня великодушно!». А мы такие: «Забей, все в порядке! Ты то тут не при чем. Мы оказались в дерьмовом отеле, да еще в неблагополучном квартале!».

Альбом «Beneath The Remains» мне запомнился тем, что все песни были записаны ночью. Днем мы спали, смысла нет выходить на улицу в дневное время, когда там жарит под 38 градусов. Спали в дерьмовом отеле, а все играли по ночам. Мы очень старались по ходу всей записи, а Скотт очень стимулировал, подталкивал нас. Он был очень эффективным продюсером, здорово нам помогал. Но должен признаться, что мы были очень сыгранными. Ко времени попадания в студию, играли песни «Beneath The Remains» просто идеально. Поэтому в этом плане Скотту не нужно было напрягаться. Скорее он играл роль некоего «стимулятора пластинки», самой записи. Старался, чтобы мы звучали на записи максимально живо. И у него все получилось. Он создал свое фирменное звучание, сделавшее его знаменитым продюсером в дэт-метале. Этот альбом буквально пропитан его мастерством, чувствуется его фирменный почерк. Потом Бёрнс оказался очень востребованным как продюсер.

Игорь Кавалера: Инженером записи был один славный парень в свое время игравший в одной старомодной бразильской группе, Os Mutantes. Они были очень популярны в 70-х и играли что-то такое психоделическое. Хипповое. Вот этот парень построил просто замечательную студию. Нам было очень приятно работать с продюсером, который знал и понимал, чего мы хотим добиться, к чему стремимся. Когда мы говорили: «тут нам нужна супер искаженная гитара, а тут супер тяжелая двойная бас-бочка», он понимал, о чем мы толкуем.

Андреас Киссер: Помню, как мы воровали жратву у одной попсовой команды, которая записывалась в дневное время (смеется). В итоге они нас накормили, за что мы им были благодарны. Нам нравилось быть в Рио, вдали от своего родного города, и все свои силы мы отдавали той записи, впервые почувствовав себя настоящей группой.

Паоло Джуниор: все прошло очень спокойно. Скотт славный малый. Все было на месте, и нужный настрой и взаимопонимание. Это было круто. Но на басу я на этом альбоме не играл. Просто был к этому еще не готов, а мы не имели права понапрасну тратить свое время. Понимаете, о чем я? У нас не было денег на эксперименты. Поэтому за меня на басу сыграл Андреас, и я отнесся к этому совершенно спокойно и с пониманием. На концертах я играл без проблем, как положено, а вот на записи не мог притворяться (смеется).

В то время Скотт Бёрнс был еще достаточно неопытным продюсером, как же он получил эту работу?

Макс Кавалера: Монте хотел, чтобы альбом бразильской группы продюсировал именно американский продюсер. Первым кандидатом был гитарист Annihilator Джефф Уотерс, он реально собирался продюсировать «Beneath The Remains», но так уж вышло, что за дело взялся Скотт Бёрнс. В то время Скотта мало кто знал, он только начинал свою продюсерскую карьеру. Одним словом, в итоге Монте выбрал именно Скотта. На мой взгляд, и к лучшему. После записи этого альбома Бёрнс стал известным дэт металлическим продюсером. Это была его первая работа, кажется так. В итоге абсолютно все от этого только выиграли.

Что можете рассказать об оформлении диска, об обложке?

Макс Кавалера: О том, что есть такой художник, как Майк Уилон я узнал в Бразилии, зайдя в один местный книжный магазин. Там продавался целый набор книг писателя Лавкрафта. Посмотрел я на те обложки, и помню мысль такая промелькнула: «Блин, как же офигительно! Вот бы нам такого художника для оформления наших обложек!». У каждой известной группы есть свой художник, тот же Дерриг Ригс, который работает на Iron Maiden. Я поделился своими впечатлениями с остальными ребятами. Нам был нужен такой парень как этот Майкл Уилон, он бы запросто смог бы работать на нас. Короче, тогда в книжном магазине я купил одну книгу, и послал экземплярчик Монте. Монте самостоятельно связался с Майклом. Что интересно для обложки я выбрал ту картинку, которая потом была использована для оформления диска Obituary «Cause Of Death». Именно так выглядело оригинальное оформление «Beneath The Remains». Майкл переслал Монте несколько вариантов оформления, один из них был использован для обложки «Beneath The Remains», та самая картинка с черепом. Помню, как Монте сказал: «Вот эта с черепаном самая лучшая». Нам понравилось, но мы были лишены права выбора. Потом мы узнает, что Obituary поставили выбранную нами картинку на свою обложку и офигеваем: «Что за херь, старичок?! Этот чувак должен был работать на нас!». Одним словом, мы тогда разозлились. Монте извинился и пообещал сделать Майкла исключительно нашим оформителем. Но потом мы всё же согласились, что этот самый череп с надписью «Под Останками» («Beneath The Remains») покруче будет нашей первоначальной идеи.

Игорь Кавалера: Помню, что мы настолько разозлились, что были готовы свернуть Монте башку! Так бы и сделали. Я сам тогда реально злился, мне хотелось послать его на х*й! Ненависть заиграла, и все такое. Однако, сейчас нам эта картинка нравиться. Со временем понимаешь всю оригинальность и новизну. Теперь все кому не лень лепят в центр своих обложек черепушки, а тогда подобная картинка сделала обложку более мрачной и пространственной. С логотипом группы с разных сторон. Со временем, эта картинка мне начала нравиться все больше и больше. Но в то время, я как-то не особо впечатлился, но с выбором мы явно не ошиблись. Я даже сделал себе татуировку в форме такого черепа. Надо сказать, что с обложкой альбома «Arise» нам тоже пришлось помучиться. Никогда не забуду комментарий Чака из Death. Одному из наших общих друзей он поделился впечатлениями от обложки «Arise» и сказал, что картинка напоминает ему какой-то «кошмар морской кухни».

Андреас Киссер: На мой взгляд, данная картинка хорошо сочеталась с нашим логотипом. Хрен, конечно, прочитаешь, но только представьте наше старое лого на обложке какого-нибудь современного альбома Sepultura. Я бы понял «ропот недовольных».

Паоло Джуниор: Когда наша группа начала набирать популярность, мы сказали руководству нашего лейбла, что не потерпим никаких посторонних «советников» ни на репетициях, ни в студии, и вообще не потерпим, чтобы кто-то «вставлял нам палки в колеса». Только так нам можно было защититься. Стоит только дать им волю, и эти самые «советчики» будут контролировать все подряд, вплоть до выбора вашего нижнего белья. Честное слово. Мы знали, что и как нам надо делать. Знали, что все будет хорошо, только вот не надо мешать нам работать (смеется). Нам приходилось спешно осваивать все премудрости музыкального бизнеса.

Наверное, вы натурально прибалдели, когда столько народу начало интересоваться вашей музыкой? Вы пережили на себе резкий скачок, из неизвестности в мировые знаменитости.

Макс Кавалера: Это было чистое безумие. Нас письмами просто завалили. Организовали свой фан-клуб и я занимался делами этого клуба. Если честно, хуже кандидатуры управляющего фан-клубом вам в жизнь не найти! Бабло распределять я совершенно не умею. Народ слал деньги за футболки, а я шел и тратил эти бабки на бухло! Не могу я совладать с деньгами, ну хоть плачь! Засада была полная. Сплошная засада, кроме шуток. Я никому так ничего и не выслал, ничегошеньки! Ехал я в тур, встречался с фанатами и они вполне резонно вопрошали: «Я послал вам 50 бакарей, но футболки так и не дождался!». На что я отвечал: «Хорошо-хорошо, я дам тебе футболку прямо сейчас!» (смеется) Мы получали письма из Японии, Европы, со всех уголков Америки. Это было круто. Нас благодарили на обложке диска Death «Scream Bloody Gore». Помню беру я эту пластинку, смотрю в колонку благодарностей и фигею. Незабываемый момент.

Игорь Кавалера: Это было убойно. Чудо какое-то, если честно. До этого о нас писали только в самопальных журналах, а потом статьи сплошняком во всех металл изданиях. Голова кругом: «Мать моя женщина, а ведь мы совершили подвиг! Теперь мы настоящая группа!».

Андреас Киссер: Помню, что в июне или июле мы должны были поехать в совместный тур с Sodom, но что-то там приключилось и гастроли перенесли на октябрь. Мы дичайше расстроились. Решили, что нас просто нае*али – что мы просто прое*али свой шанс! Помню наш первый концерт в Вене. Народ туда собрался и из Венгрии и из Чехословакии. Все решили глянуть на нас и все поголовно в футболках «Beneath The Remains». Они знали слова наших песен, мы просто тихо ох*ели. Невероятно. Мы решили, что стали знамениты.

Паоло Джуниор: Было очень здорово. Но вместе с тем я поразился, как же далеко способна продвинуть нас наша музыка. Группа продолжала расти и мы реально кайфовали от самой возможности выступать в других странах. Лично для меня круче ничего нет, и не будет, и я до сих пор наслаждаюсь всем этим на гастролях.

Сегодня, по прошествие стольких лет, изменили ли вы что-то в этом альбоме?

Макс Кавалера: Альбом явно получился, и ничего менять я бы не стал. Песни вышли что надо. Обложка правильная, как и сам стиль. Явное развитие со времен «Schizophrenia». Огромный шаг вперед. Фото на заднике было сделано в Рио. Там где за нашими спинами океанская гладь. Как по мне, одно из лучших фото Sepultura. Все вместе, оформление + диск, все «в кассу», все «по теме».

Игорь Кавалера: Ничего не меняю, все супер, все особенное. Особенная манера сочинения, сама запись, все, «от и до». Не стал бы менять ни черточки, оставил все неприкосновенным. Sepultura одна из тех команд, которой не стыдно ни за одно из своих произведений. Мы не стыдимся ни одной из записей нашего альбомного каталога, и до сих пор играем те песни, которые мы с Максом написали, когда нам было 14-ть. К примеру, «Troops Of Doom». Мы очень гордимся своими достижениями, поэтому я ничего бы не стал менять.

Андреас Киссер: Мое настоящее лицо скроено из того, что было. Сожаление – поганое чувство. Будете о чем-то жалеть, будете умирать внутри ежедневно. Я учусь на собственных ошибках и на своем глупом поведении. Мы растем, идем дальше. Карьера Sepultura это сплошная череда взлетов и падений и я не представляю, как я сижу и перезаписываю «Beneath The Remains». Мне кажется, это было бы глупо. Запись сама по себе – священна. Запись словно ваша татуировка, которую не скрыть, не спрятать.

Паоло Джуниор: Я записываю свой бас (смеется).

Перевод: Дмитрий «Doomwatcher» Бравый

---

Dimon