Джеймс Хэтфилд о том как попал в «Чащу» и о процессе съёмок фильма
В недавнем эпизоде “The Metallica Report” накануне премьеры фронтмен Metallica Джеймс Хэтфилд рассказал о своем участии в фильме “Чаща” (в ориг. “The Thicket”), который вышел 06 сентября..
ДалееТом Арайа: «Я продал свою душу Slayer»
Басист/вокалист Slayer Том Арайа (Tom Araya) в откровенном интервью, о том, как сильно скучает по семье, о жертвах в угоду музыке, о смерти и многом другом. Разговор от 29.07.2015 года.
Ты играешь хэви-метал уже более тридцати лет, ты пережил «Сатанинскую Панику» и видел множество изменений в жанре. Считаешь ли ты до сих пор, что хэви-метал когда-нибудь будет принят основной частью общества?
Ага, новый металл. Как он там называется? Грайндкор, кажется. У них эти чудные названия групп – Pierce The Veil, Asking Alexandria, прямо какие-то словосочетания – но я заметил, всё это прошло мимо нас. Потому что эта музыка пробилась в мейнстрим, её приняли и крутят по радио, а нашу музыку – нет.
Чувствуешь ли ты, что они в какой-то степени украли твою славу?
Ну, нет [смеётся]. Ничего они у меня не украли, поверь мне. Им бы хотелось так думать, но они не делают ничего, чтобы меня впечатлило. Не было пока такой группы, услышав которую я бы сказал: «Вау! Что это? Это же просто ох*ительно!».
Серьёзно?
Причем уже долгое время. То есть, я слышал эти группы, они мне знакомы, потому что мои дети слушают эту музыку. Моя дочка любит последние новинки в музыке, любит следовать моде. Она меня спрашивает: «Папа, что думаешь? ». Я говорю: «Эмм…, неплохо. Хорошо записано. А как звучат остальные песни на альбоме?» Она говорит: «Я не знаю». Нужно ведь послушать всю пластинку. Нельзя просто послушать одну-две песни и сделать выводы. Главное – как звучит весь альбом целиком. Если группе есть что показать, у них должен быть классный альбом. Каждая песня на альбоме должна быть реально крутой. А сейчас такое редко происходит.
Сейчас люди привыкли получать всё и сразу. Им плевать на качество.
Сейчас всё на один раз, дружище. Сейчас общество такое.
Вы, безусловно, вложили в новую пластинку ‘Repentless’ немало сил, чтобы убедиться, что она соответствует стандартам. Похоже, этот альбом является для вас ещё и переходным. Считаешь ли ты, что Slayer снова должны доказать себе, на что они способны поскольку на этот раз Джеффа с вами нет?
Неа, нам себе ничего доказывать не нужно, потому что мы начали работать над альбомом четыре года назад. Прошло немало времени. Началось всё с идеи, что нужно написать альбом, и наш менеджмент сказал: «Знаете, ребята, пора бы вам уже написать ещё одну пластинку», а мы ему ответили: «Уговорил» [смеётся]. И мы начали работать над идеями и делать из них песни, и за четыре года много чего произошло. Керри написал много материала, Джефф работал над своими идеями, но был очень ограничен, потому что ему было тяжело играть на гитаре. Джефф всегда сочинял музыку, и у него были демки и материал, который ему нравился, и мы начали вырезать и вставлять его куски, стараясь сделать так, чтобы всё сработало.
В общем, у нас уже было написано достаточно материала, но я немного побаивался, потому что всю музыку в Slayer писали Джефф с Керри. Тексты мы писали втроём, но музыку писали они. А теперь у нас только половина Slayer – в музыкальном плане, а в физическом плане – две трети Slayer, а это тоже немало. Но я побаивался, потому что Джефф с Керри писали по-разному, так что в этот раз получилось какое-то «кривое колесо», понимаешь меня? [смеётся]. И мы пошли в студию, но с Керри у меня никогда не было таких отношений, как с Джеффом. С Керри всё совершенно по-другому. Это больше бизнес, нежели дружба.
И так было практически с самых первых дней. И я задался вопросом, а что будет дальше, потому что с Керри в студии мы всегда работали по-другому. С Джеффом всегда всё было открыто и дружно, у нас были общие идеи, и происходило чудо. С Керри никакого чуда не происходило. Все было очень банально и шаблонно.
И я переживал, какой получится эта пластинка. И мы сели с Керри, пообщались, поделились своими ощущениями, я ему рассказал, как я вижу будущее группы, если мы собираемся закончить работу над пластинкой. Мы пожали руки и сказали: «Окей, давай сделаем этот альбом». С этого всё и началось. Я выполнил свою работу, и у нас был отличный продюсер, он послушал то, что у меня получилось, и ему реально понравилось. Он сказал: «Нет, звучит реально круто, ничего не будем менять». Керри смог удивить и сочинил, помимо быстрых песен, более медленный и тяжелый материал. Он и раньше писал тяжелый материал, ты не подумай, но обе тяжелые песни получились прямо как надо. Сначала ты думаешь: «Твою же мать, как же это будет звучать?», а потом говоришь: «Окей, звучит круто, это Slayer».
Считаешь ли ты, что смерть Джеффа оказала эмоциональное воздействие на творческий процесс?
Джефф любил сочинять более тяжелые и мелодичные риффы. Это у него получалось лучше всего, но Джефф мог и быстрое что-нибудь сочинить. И я думаю, Керри понимал, что на новом альбоме нужно что-то медленное и тяжелое, потому что за эту часть обычно всегда отвечал Джефф. Должен сказать, у Керри получилось ничуть не хуже.
Какой твой любимый трек на альбоме?
Их несколько. У меня никогда не бывает одного. ‘Repentless’ – тот, который мы недавно выпустили, в студии я его как только ни пел, пробуя различные варианты, я смотрел что мне подходит лучше всего. Потом мы начали думать, какой из них оставить для альбома, и продюсер сказал: «Мне реально нравится, как ты спел. Какой дубль тебе нравится больше всего?». Я послушал и сказал: «Мне все нравятся, но вот на этом особенно удалось передать атмосферу и эмоции». И он посмотрел на меня и сказал: «И мне этот нравится», и вот его мы и оставили на альбоме. Получилась очень яростная, агрессивная и бескомпромиссная песня.
А вам сейчас именно такую песню и нужно было выпустить.
Да. Я слушал её и думал: «Мне удалось передать энергетику», а позже уже Кинг мне сказал, что написал её, смотря на мир глазами Джеффа. Керри как бы пытался представить себе, что чувствовал и переживал Джефф в последние несколько лет пребывания в Slayer, и когда я услышал, о чем говорит Керри, меня прямо осенило: «О, господи, я понял. Я выбрал правильный дубль» [смеётся]. Именно там мне удалось передать весь гнев и отношение к ситуации, передать наши эмоции.
Боишься ли ты смерти?
[длинная пауза, затем вздох] Нет, смерти я не боюсь. Не боюсь. Я боюсь, что будет с моей семьёй, когда меня не станет, и я оставлю их, потому что рано или поздно ты уходишь в мир иной и покидаешь людей. Ты двигаешься дальше. Я хочу быть с ними всегда, но понимаю, что это невозможно. Я столкнулся с этим, когда несколько лет назад умер мой отец. А недавно в апреле не стало мамы. И ты думаешь, они будут с тобой вечно. Ты не осознаёшь, что такое потерять отца и мать. Не думаю, что люди смогут это понять, пока сами с этим не столкнутся. Это некая форма защиты, когда ты знаешь, что твои родители живы, а теперь тебе не к кому прибежать и сказать: «Мамочка! Папочка!».
Почему, на твой взгляд, хэви-метал одержим смертью?
Если честно, я не знаю. Лично мы не были одержимы смертью; вначале мы пели о дьяволах и демонах, а теперь поём о тех же дьяволах и демонах, только применительно к обществу. И мы повзрослели как группа. Вначале все про нас говорили: «О, вы сатанисты, вы поклоняетесь дьяволу». Мы ему не поклоняемся, но мы действительно писали об этом. А потом начали писать о проблемах и болезнях общества, о людях и том, какие они злые и агрессивные.
Мы – самое ужасное, что есть в мире.
Безусловно.
Вы в своих песнях всегда затрагивали проблемы общества и культуры. О чем, по-твоему, писать было тяжелее всего?
Было очень странно, когда Джефф сказал мне, что пишет песню под названием ‘Jihad’ («Джихад») [смеётся]. Я ему говорю: «Чувак, ты че делаешь?» [смеётся]. А он отвечает: «Да не, не… я хочу написать об этом с точки зрения террориста». И он придумал много лирики для этой песни, а поскольку он мне рассказал, о чем будет писать, я решил просветиться – почитал книги и посмотрел несколько документалок об Аль-Каиде, и записал свои идеи на бумагу. Потом мы встретились и начали работать над альбомом, и я сказал: «Слушай, Джефф, у тебя готов текст для этой песни?», и он сказал: «Ага, вот мои идеи, что думаешь?». Я их прочитал и подумал: «Очень круто» и говорю: «А для концовки что-нибудь есть?», и он говорит: «Неа, пока нет», и я сказал: «Ну, у меня кое-что есть, я тут набросал», и я решил ему сразу спеть. Там всё было написано вразброс, переписывать я ничего не стал, это были просто фразы, которые я накидал на листок бумаги. Я записал всё с одного дубля, и получилось отлично. Продюсер сказал: «Давай попробуем ещё один дубль», но было уже не то.
Невозможно сделать что-то дважды с тем же успехом.
Да, в этом и заключается магия студии. Такое получается только один раз. Всё получилось как надо. Это отличная песня и мы никогда не слышали никакой критики и недовольства. Я сразу подумал, что люди начнут говорить про нас всякое дерьмо и вызывать полемику. Да нам больше досталось за ‘Angel Of Death’ чем за ‘Jihad’ [смеётся]. Больше я ничего говорить не собираюсь, потому что неприятности мне не нужны, но такова природа этого бизнеса.
Безусловно, ты уже давно в этом бизнесе. Как ты разделяешь работу и веселье? Для тебя до сих пор это больше веселье, чем работа или сейчас уже и то, и другое?
Наверное, и то, и другое, но больше бизнес, потому что мы, бл*дь, уже сто лет на сцене, и стали самостоятельным коллективом. Этот монстр живёт сам по себе, а мы лишь вдыхаем в него жизнь. И чтобы убедиться, что он дышит и продолжает существовать, мы должны над этим работать. Поэтому, отвечая на твой вопрос, скажу, что это стало больше работой. Самый кайф – играть на сцене.
Похоже, что тебе там реально нравится, и ты получаешь удовольствие.
Именно. Концерт – самое классное, что может быть в этой группе. Все остальное – дерьмо. Потому что нужно добраться из пункта А в пункт Б, а когда ты делаешь это каждый день, в какой-то момент тебе больше этого не хочется. И Джефф об этом всегда говорил. Настал момент, когда он просто, как и все мы, от всего этого устал. Он всегда ждал, когда же изобретут телепорт – он всегда говорил, как бы круто было сразу появиться на сцене, отыграть концерт, а потом раз – и ты дома [смеётся]. И я ему говорил: «Чувак, это было бы охренительно!»
Чтобы обойтись без всего этого лишнего дерьма.
Да. Именно так. Чтобы обойтись без всего этого лишнего дерьма. Потому что каждый видит жизнь по-своему. Одно время было как в фильме «Почти Знаменит», но, к сожалению, в какой-то момент жизни ты должен взрослеть. К сожалению, ты не можешь всю жизнь оставаться молодым и беспечным. Ты должен взрослеть, потому что ты больше не тот алкоголик-весельчак… больше ты не бухой в стельку алкаш.
В 45 это уже выглядит не так круто.
Я тебе больше скажу – в 50 это уже совсем не круто [смеётся]. И вот в какой-то момент ты должен повзрослеть и начать немного больше себя уважать. Думаю, так будет правильнее, а?
И проводить время с семьёй, занимаясь каратэ вместо того, чтобы глушить Jagermeister.
Сколько нам времени уготовано, мы для этого и живём. Всё остальное я могу стерпеть. Если бы можно было избежать этих бесконечных перелётов и переездов, я думаю, жизнь была бы круче, но как я и сказал, занимаясь этим уже много-много лет, ты уже по-другому смотришь на многие вещи, но люди этого не понимают. После 33 лет бесконечных переездов – 29 лет гастролей и переездов – всё это дико начинает утомлять. И люди спрашивают: «О, наверное, это весело! Ты ездишь по миру! Ты видишь одно, другое, третье». А я говорю: «Ребята, будь вы на моём месте, вы бы думали по-другому».
Весь день торчишь в автобусе, останавливаешься отдохнуть, делаешь свою работу и снова в автобус.
Именно так. Забавно, мы недавно были в Европе, общались там с прессой по поводу нового альбома. Три дня в Лондоне, день в Париже, день в Норвегии, два или тря дни в Германии. И все постоянно говорили: «О, это, наверное, круто. Посмотрели Париж?». А я на них смотрю и говорю: «Видите эту комнату? Оглянитесь вокруг себя». И они оглядываются. «Вот мой Париж. Красивый, да? [смеётся]. Вот так я отвечаю, когда кто-нибудь меня спрашивает, потому что мы всегда в отелях даём интервью, и меня постоянно об этом спрашивают. «Как вам Стокгольм?». Я оглядываюсь и показываю им комнату. «Вам нравится? Вот мой Стокгольм. Красивый, да? Мне нравятся шторы. А посмотрите на кровать. Она замечательная». Потом открываю окно и говорю: «А вот что я вижу в окно». Я тебе, бл*дь, легко мог бы рассказать, как выглядят все аэропорты в мире. Печально это осознавать.
А тебе нравится путешествовать, когда ты в отпуске?
Когда в отпуске – да. Мне нравятся аэропорты и переезды, потому что я знаю, что рядом со мной моя семья.
Кажется, что семья для тебя – это убежище и возможность укрыться от этого мира.
Раньше я брал их с собой на гастроли, когда мы катались по Штатам, на фестиваль Ozzfest или вроде того – мы тогда семь недель провели в Штатах. Первые два тура было круто, а потом я их начал с собой везде таскать [смеётся]. И видно было, что им это далеко не в кайф. Я был безумно счастлив, что они рядом, просто, бл*дь… когда они рядом, мне всё по силам. Если я в номере отеля со своей семьёй, мне насрать, что вообще происходит. Мы выходим на улицу и гуляем по городу. Нам вечером выступать – и я выступлю. Потом вернусь в автобус, а там меня ждёт семья. Мы посмотрим телик, поиграем, все такое. И вроде как всё можно стерпеть. Я был очень счастлив, но я не понимал, что они-то на самом деле несчастны.
Потому что гастроли без концерта кажутся бесконечными переездами.
Ага – ты заходишь в автобус, и ты из него выходишь. «Просыпаемся, мы на месте», а они только уснули. Детям тогда было, кажется, меньше 7-8 лет. Сейчас им 16 и 19. И вот, в последние 3-4 тура они со мной не ездили. Они как я. Они поняли, почему я бы скорее хотел быть дома, нежели в дороге. Они это поняли и не горят желанием ехать со мной на гастроли. Они хотят быть дома, дома у них друзья. Зачем им эти гастроли?
Они поняли, через что мне приходится проходить. Они смотрят на меня, как бы говоря: «Тебе пора!» и я думаю: «Я знаю». Вот такое у них отношение к ситуации. «Нам ехать не нужно, а тебе нужно». И я им говорю: «Но я хочу, чтобы вы поехали со мной», а они говорят: «Пап, да нам это не в кайф. Нам там невесело». Как я уже сказал, мы много поездили в автобусах, самолётах, поездах и машинах, и в какой-то момент они сказали: «Поначалу нам это нравилось, а теперь нам надоело». И я сказал: «Ну ладно».
Дружище, сколько ты ещё будешь продолжать этим заниматься?
Я не знаю. Понятия не имею. Когда надоест быть самым старым в клубе [смеётся]. Типа знаешь: «Что это за старик там в углу?» [смеётся]. Потому что так и будет. Ты – старик в баре, а вокруг тебя молодые ребята, и они просто смотрят на тебя и думают: «Что это за старикашка?».
Я полагаю, в твоём резюме написано «Slayer» - то есть когда ты уйдёшь на пенсию, в магазин канцелярских товаров ты работать не пойдёшь.
Да, хотелось бы думать, что я буду работать в Burger King, и буду зарабатывать дополнительные бабки, потому что пенсии и государственного обеспечения не хватит [смеётся].
Будем надеяться, что несколько лет у нас ещё есть.
Ну, мы только что закончили пластинку, и я продал свою душу где-то ещё лет на 5.
Поверь мне, ты бы мог продать свою душу кому-нибудь другому, а это уже совсем не круто.
Да, тут ты прав, но люди постоянно говорят, что «ты продал свою душу», а в жизни так и есть. Зависит от того, чем ты занимаешься, но некоторые отдают полжизни. Я и называю это «продать душу». Приходится жертвовать огромной частью своей жизни, чтобы делать то, что ты делаешь. Когда я решил делать этот альбом, я знал, что мне придётся его написать, записать, выпустить, а потом поехать на гастроли года на три-четыре.
Сколько тебе сейчас?
Хм, сейчас 2015? Мне 54. Я просто не чувствую возраст, поэтому мне пришлось задуматься, сколько мне. Один мой друг сказал мне, что возраст это лишь состояние души. Видя себя в зеркало, я думаю: «О, кажется, я старею». Но это лишь состояние души, и я себя не ощущаю старым. Многие люди моего возраста выглядят гораздо старше, а всё потому, что они себя чувствуют на свой возраст и ведут себя как старики. Поэтому ты и становишься стариком.
Что ж, когда вы будете работать над следующим альбомом, тебе будет почти 60.
Да. И это пугает.
Всё это требует определённой отдачи и преданности своему делу.
Да. Я почти всю жизнь иду на жертвы. Многое проходит мимо меня. Люди этого даже не осознают, но ты реально много чего теряешь. У меня есть братья и сестры, есть племянницы и племянники, они вроде бы только недавно родились, а сейчас они уже совсем взрослые. И всё это прошло мимо меня. Даже моя собственная семья – я женат уже 20 лет. Моей дочке недавно исполнилось 19, а сыну – 16, и я не видел, как они росли и взрослели. Я был дома месяц после рождения сына, а потом я увидел, как он уже ходит, издаёт звуки и говорит. С дочкой то же самое; когда она родилась, я уехал, и не видел её почти два года. А когда увидел, она уже ходила и говорила. Поэтому я и хотел взять их с собой на гастроли. Я хоть бы смог видеть, как они растут и участвовать в их жизни.
Полагаю, в обмен на это, за более чем 30 лет ты доставил радость миллионам человек…
Да, но это странное сравнение.
Звучит не очень.
Странное сравнение. Я не считаю это обменом. И люди этого не понимают. Это та часть жизни, о которой никто не говорит, никто не упоминает, потому что люди просто боятся об этом говорить. Это самое грустное, что есть в жизни.
Просто никто не хочет разрушить иллюзию о том, что вы нерушимые боги рока.
Мы нерушимые, но мы обычные люди, у которых есть своя жизнь.
Ну, надеюсь, скоро ты будешь дома.
Мы здесь ещё 12 часов – сегодня выходной. Проводим день в Вегасе, а это значит, что я буду просто валяться в кровати, смотреть телик, фильмы и есть…
Звучит здорово.
Да. Жаль, рядом нет детей. Я бы этого очень хотел.
Перевод: Станислав «ThRaSheR» Ткачук
Dimon
- 10 комментариев
- Темы: Jeff Hanneman, Repentless, Tom Araya
Спасибо большое за это итервью!!!
ОтветитьSlayer! \m/ \m/
Добряк.
ОтветитьОтличное интервью,Том-молодец,всегда открыт и предельно честен.
ОтветитьДаже зацепило немного…)
ОтветитьИнтервью с Томом нравится, а вот с Кингом не то
Ответить@Роман:
ОтветитьСогласен. Кинга не очень приятно слушать. Грубовато и некрасиво звучит часто. И не надо о какой-то там “правдивости и честности”. У Тома честно и по человечески.
А мне кажется, что Керри просто более прагматичен по жизни. Такой себе рассчётливый и хладнокровный биснесмен. Думаю, такие люди иногда даже более честные и правдивые…
Ответить“Я продал свою душу..”
так и тянет добавить - “дьяволу за ночь с тобой”, как в известном мюзикле
А так - афигенское интервью, спасибо!
ОтветитьНасчет Том/Керри - ну, у каждого свои манеры, свои взгляды, свои методы изложения мыслей.. Но соглашусь - Тома читать приятнее
офигенное интервью, спасибо!
ОтветитьГениально и как и ожидается просто. Верующий в Бога талант.
Ответить