Беседа Джеймса Хэтфилда и Стеффана Чирази для “So What!” 20.2 об искусстве и не только. Часть #3

Ну что, друзья, заключительная порция интервью Джеймса Хэтфилда (James Hetfield), фронтмена Metallica, которое он дал для журнала “So What!”, издающегося официальным фан-клубом Металлики для официальных фанатов Металлики. Интервью или вернее беседа Джеймса и редактора “So What!” Стеффана Чирази (Steffan Chirazi) прошла незадолго до фестиваля “Orion Music + More”. Стеффан выловил Джеймса, чтобы поговорить об искусстве, но беседа ушла в такие дебри, что ранее неизвестные странички биографии Хэтфилда и группы Metallica просто хлынули крышесносящим потоком. Большое спасибо Дмитрию за перевод всего этого и Лене за сканирование. Изображения из беседы прилагаются.

Стеффан Чирази: Лично я никогда не забуду рисунок медведя, который ты сделал для “So What!” в 2001, когда совершал поездку в Россию. Это был такой мощный и выразительный рисунок. Он произвел на меня невероятное впечатление (оно до сих пор живо) в том плане, что твой стиль рисования – одновременно и способ коммуникации с миром и способ выплеснуть твое глубоко затаенные эмоции. Твои музыка, стихи и рисунки в равной степени являются плодом твоего высвобождения?

Джеймс Хэтфилд: Думаю, да. Многие стихи приходят из рисунков, а многие становятся основой для рисунков. Сама суть идеи “The Unforgiven” с палачом, стоящим в очереди со всем миром, чтобы быть повешенным. Жесткий образ. Повешение – это некая демонстрация, ты делал так раньше, и все это понимают. То есть следующим будешь ты сам, если не приведешь мысли в порядок.

Стеффан Чирази: В молодости ты так и не увлекся граффити. Интересный факт кстати, потому что мне кажется, что это такой самый актуальный способ самовыражения в искусстве. Ты мог бы достичь высот Бэнкси, украшая какие-то там общественные места, например, здания надписями или чем-то там еще. Но ты так этим и не занялся.

Джеймс Хэтфилд: Нет. В то время, что я рос в Дауни, Лос-Анджелесе, граффити занималась всякая шпана. Ну а я больше тусил в сёрферском клубе, не со шпаной. Теперь-то это уже, несомненно, общепризнанное, узаконенное направление в искусстве. Иногда встречаешь невероятные вещи. Я как-то гулял вокруг здания Миссии (в Сан-Франциско), рассматривал некоторые изображения и думал: «Надеюсь, что никому не придет в голову снести эти здания.» Хочется надеяться, что никто никогда не завесит их ничем. Некоторые просто великолепны. И есть еще один (очень крутой) факт, что они нарисованы на постоянных местах. Их невозможно снять разместить в художественной галерее. Их нельзя запрятать в архив. Да, ты можешь их сфотографировать, конечно, но вообще есть потрясающие вещи, которые люди творят баночками спрея. Тушевание, тени, отблески - все эти тонкости просто завораживают. Как им удается вся эта масштабность? С какого угла они начинают? Ты можешь встать на противоположной стороне улице и убедиться, что все абсолютно соразмерно. Само по себе, неважно, лицо, тело или что-то там еще. Но ведь ты (художник) стоишь рядом со стеной, как же ты умудряешься все это выполнить? Это просто потрясающе!

Стеффан Чирази: Я знаю, что за последние лет 10 ты побывал в большем количестве музеев, чем ты делал это раньше. Ты оценил работы неизмеримо большего количества художников. Это добавляет тебе силы и уверенности касательно твоих собственных художественных способностей?

Джеймс Хэтфилд: Знаешь, моя история доказывает, что если уж я впадаю в «зависимость» от чего-либо, то уж на полную катушку, потом мне аж до тошноты надоедает. В моей жизни немного вещей, которые не вписываются в этот устоявшийся порядок. Музыка. Моя семья, дети, вот с ними получилось именно так, по-другому. Что касается других вещей, «хобби», то с ними происходит именно так. Например, возьми мотоциклы. Ок, я больше столько не гоняю. Охота? Да, да, да. А сейчас? Для меня это уже не имеет такого значения. Ну вот такой уж я есть. Я исследователь. Мне хочется все попробовать. И я иду, пробую, увлекаюсь, а потом пару недель спустя: «Эй, что это было?» «А, прошло уже.» Есть такая жизненная позиция: «О, Бог мой, ты не должен этого делать». Я задумываюсь, а так ли уж это неправильно? Как много друзей в моей жизни приходили и уходили? Я не знаю, а должны ли быть друзья навсегда? Из-за этого я тоже иногда чувствую себя неуютно. Но знаешь что? Я уж таков, как есть. Я частично принимаю это. Я буду работать над этим. Не знаю, я сам по себе вечный рабочий процесс. Возможно, в один прекрасный день мне станет тошно от рисования. Посмотрим. Что я хочу сказать, так это то, что если я придаю чему-то слишком много значения, оно само теряет свою ценность..

Стеффан Чирази: Интересно.

Джеймс Хэтфилд: Не знаю, какая-то часть меня опасается, что дальше в дальнейшем меня увлекут машины. Возможно, не до такой степени, как это уже было когда-то. Вероятно, сейчас все знают, что ими я точно не увлечен. Это уже не такой (да и не будет) прикол, как раньше. Не знаю, поживем–увидим.

Стеффан Чирази: Это интересно, потому что ты утверждаешь, что ты искатель. То есть ты ищешь, тем не менее? Поэтому если уж ты искатель, возможно ты наращиваешь скорость поиска нового, убедившись, что отказался от старого. Не знаю. Мы не слишком углубились в дебри?

Джеймс Хэтфилд: Нет, чувак. Мне нравится слышать подобное. Ведь искать классно? Мне нравится, когда меня называют искателем. Это приятно.

Стеффан Чирази: Давай вернемся к художественным галереям и картинам. Я хотел бы спросить тебя, есть ли такие художники или жанры искусства, которые по-настоящему удивили и поразили тебя?

Джеймс Хэтфилд: Ну, очевидно искусство хот-рода. Некоторые ребята из Beatniks, которые работают в стиле “One Shot”.

Стеффан Чирази: Что это такое?

Джеймс Хэтфилд: “One Shot” – технология, применяемая для нанесения тонких полос. Это брендовое название краски. В основном, она применяется именно для нанесения тонких полос. Но вот Деннис МакФейл использует ее как-то по своему. А еще есть Грязный Донни. И Кори Миллер… он наносит тату. Я обожаю флэш-бэкиз тату. Я обожаю черно-белую гамму. Я обожаю хот-род, прокачанный индивидуально. Я обожаю искусство в области религии – творения эпохи Ренессанса потрясают. Что-нибудь с сумасшедшей любовью к деталям типа Иеронима Босха… Это как люди, мыслящие за пределами обыденности. Я обожаю граффити. И я обожаю искусство детей. Обожаю, чувак. Я люблю отвозить детей в школу и потом рассматривать то, что они нарисовали. Так невинно, чисто….их искусство абсолютно честно. Вот я смотрю на их рисунки и думаю: «Ух ты, ведь никто не говорил им, что делать.» Они просто нарисовали так, как представляют себе. Это здорово.

Стеффан Чирази: Готов поспорить, ты должно быть хороший отец, когда речь идет о разборе произведений детей по возвращении домой.

Джеймс Хэтфилд: О, абсолютно.

Стеффан Чирази: Худшее, что взрослый может сказать ребенку: «О, ты неправильно нарисовал голову» или «ты неправильно нарисовал руку».

Джеймс Хэтфилд: Искусство вообще никогда не бывает неправильным. Никогда!

Стеффан Чирази: Верно. Я знаю, что ты очень глубоко изучал искусство церковной живописи.

Джеймс Хэтфилд: Я думаю, что религиозное искусство – великое явление. Одна из моих любимых картин на все времена? “Блудный сын” Рембрандта. Благодаря ей я погружаюсь глубоко в суть вещей, размышляя, что каждый человек значит в моей жизни, встаю на их место. Картина находится в Эрмитаже, в Санкт-Петербурге. Я отправился посмотреть на нее вживую, лично. Невероятно.

Там изображен отец, я предполагаю – богатый, у него два сына. Первый – образец послушания, повсюду следует за отцом, хочет унаследовать трон или что-там еще. Второй – полный раздолбай, сбегает из дома, путешествует исследует мир, попадается грабителям, насильникам и все такое. Вот он ведёт такой образ жизни, а потом возвращается домой, а отец, естественно, принимает его. А другой сын изводится от зависти: «Погоди-ка минутку, я делал все, о чем ты просил. А ты любишь его больше?» Ну, он как бы бьется за свои мысли. Полный идиот, понимаешь?

Стеффан Чирази: Да, безумие какое-то.

Джеймс Хэтфилд: А я вижу в себе обоих сыновей.

Стеффан Чирази: Разве мы не все такие, в определенной степени?

Джеймс Хэтфилд: Да уж.

Стеффан Чирази: Думаю, все мы одним миром мазаны.

Джеймс Хэтфилд: Да, ты хочешь быть хорошим сыном, следовать всем правилам. Но так же ты хочешь быть и плохим сыном и делать все дерьмо, которое не должен делать. Да, в нас уживаются оба.

Стеффан Чирази: Я лично люблю всякие черепа. День Мертвых (праздник памяти умерших 1-2 ноября) – красивое событие….

Джеймс Хэтфилд: Ну, касаемо почитания смерти, в моей семье такого не было. Когда кто-нибудь умирал, не было никакой церемонии. Типа не хотелось признавать такой факт. Странно.

Стеффан Чирази: Когда ты видишь черепа, используемые в произведениях искусства, это ассоциируется для тебя со смертью?

Джеймс Хэтфилд: Для меня лично это – некая суть ….не знаю. Я вижу тут две стороны. Смерть – часть жизни. Они - едины. Без жизни нет смерти, без смерти нет жизни. Но это как-то очевидно для меня. А скелеты? Как сцены с Ясоном и аргонавтами, где скелеты сражаются? Реакция такая: эй, минутку! Кто это? Они все и никто. Всё вместе. К концу дня все люди выглядят словно скелеты. Поэтому для меня суть для меня состоит в том, что все равны. По крайней мере, рождаются равными.

Стеффан Чирази: А подходя к вопросу с другой стороны, какое самое забавное произведение искусства ты видел? Или самый забавный жанр в искусстве?

Джеймс Хэтфилд: О боже, я не знаю. Существуют кучи великолепных журналов по искусству. Мне нравится Juxtapoz. Я люблю искусство андерграунда. Мне нравится низкое искусство. Конечно, через какое-то время от него просто тошнит. Например, какое количество кроликов, держащих кусок мяса, ты сможешь разглядеть? Да, плотоядных кроликов. Ладно, проехали. Но есть жанры, которые кажутся просто невероятными, например, Марк Райден. Ты смотришь на его работы и не можешь сказать ничего кроме: ух ты! Охренеть! А сколько людей пыталось подражать его стилю? Толпа. А он остается уникальным и стоящим уважения. Я думаю, он – прекрасен.

Стеффан Чирази: Должен спросить, есть ли у тебя где-нибудь своя маленькая творческая студия?

Джеймс Хэтфилд: Это уже другой вопрос. Мне не нужно некое собственное пространство. Даже если бы и было такое , то вероятно, пока в нем нет (может, будет) срочной или особой потребности. Даже, что касается написания музыки дома. Я занимаюсь этим в небольшом кабинете. Там есть небольшой компьютер, усилитель и все. Я пишу, находясь прямо рядом с гостиной. У меня нет студии или чего-то такого. А когда я рисую, то выхожу на улицу или валяюсь на диване или в кровати. Я не хочу удаляться в некое «особое место». Опять же, если я начну придавать этому слишком большое значение, то это занятие мне разонравится. Вот такая странность.

Стеффан Чирази: К тому же, предполагаю, что “HQ” – тоже дом, в котором ты можешь посходить с ума?

Джеймс Хэтфилд: Круто, когда ты можешь прямо в собственном доме взять и порисовать что-нибудь из банки спрея. Люди пытаются что-то там записать, и тут ты – «пшшшш!» Там пытаются играть на барабанах, и вдруг на них летит облако краски. «Что за хрень происходит? О, это Джеймс чего-то спреем рисует прямо в доме!» Да, мне кажется, это классно. Есть там картина прямо над установкой Ларса, да еще пара изображений. Реально весело!

На этом мы сворачиваем разговор, пропускаем Джеймса к выходу, он отправляется домой. Возможно, по дороге остановится для прогулки с сумасшедшим Шарпи, возможно – нет. Для Джеймса Хетфилда мир – открытый холст.

Перевод: Дмитрий Носков.
Спасибо!

---

Dimon