Джеймс Хэтфилд рассказал об отце и отцовстве

Джеймс Хэтфилд (James Hetfield) по-прежнему чувствует боль, причиненную ему бросившим его отцом – и чтобы справиться с ней он старается быть лучшим хэви-метал папкой. Джеймсу Хэтфилду было 13 лет, когда отец бросил семью. Верджил Хэтфилд был водителем грузовика и активным участником Христианской Науки – но он не мог или не хотел принять на себя ответственность и тяготы мужа и отца. В 1976 он бросил будущего фронтмена Metallica, а так же его мать и младшую сестру – юность они провели без отца. Незадолго после этого матери Джеймса поставили диагноз рак. Мать Джеймса, следуя догматам Христианской Науки, чтобы вылечиться, полагалась только на молитвы. Она умерла в 1979 году, и Джеймс стал жить со своим старшим сводным братом. Без родительской опеки, он искал успокоения в алкоголе – и нашел утешение в своей первой метало-крико-терапии 70-ых, знакомясь с такими группами как Aerosmith и Motorhead – о них он слышал ещё от отца. Джеймсу было 16.

Сегодня Джеймс Хэтфилд фронтмен одной из самых успешных рок-групп. Спустя годы, потраченные на анти-алкогольное лечение, он живет в прекрасном поместье в Маринвуд, с женой Франческой – и по прежнему остается голосом тысяч обездоленных подростков по всему миру. Но, по его собственным словам, самой главной и самой сложной его работой является отцовство.

“Это непросто”, - в интервью “Pacific Sun” Джеймс вторит мнению многих других отцов. – “Я понимаю, что пришлось пережить моему отцу. Но я никогда бы не бросил свою семью – не смотря ни на что”. Даже 30 лет спустя и неудавшиеся попытки восстановить отношения – Верджил умер в 1996 – уход отца из семьи оставил раны, которые не смогли излечить ни время, ни успех.

В недавно вышедшем документальном фильме режиссера Джастина Ханта (Justin Hunt) об отцах, которые бросают своих детей, Джеймс присоединяется к историям, рассказанным 20-ти летней проституткой, борцом-призером, ставшим преступником. Они рассказывают, каково им было расти без отца.

“Самое обидное – когда я оглядываюсь назад, то по-настоящему злюсь – это то, что отец ушёл не попрощавшись. Он оставил записку,.. оставил записку, и она была тоже не мне”. Большую часть своей музыкальной карьеры Хэтфилд посвятил написанию песен, которые были своего рода письмами родителям в прошлое – как “Dyer’s Eve” в 1988.

Dear Mother
Dear Father
Hidden in your world you’ve made for me
I’m seething
I’m bleeding
Ripping wounds in me that never heal
Undying spite I feel for you
Living out this hell you always knew

В интервью “Pacific Sun” мы спросили у дружелюбного хэд-бэннера о его отце, о жизни в Марин и о его уникальном испытании – быть хорошим отцом и фронтменом самой успешной хэви-метал группы в мире.

Как получилось, что девятикратный лауреат Грэмми скатился к документальному проекту в стиле арт-хаус о родительских обязанностях?

Джеймс Хэтфилд: Я думаю, что Джастин искал кого-то, у кого было бы в некоторой степени известное имя и история – может быть кого-то интересного – и как-то он умудрился найти меня. Он вроде как нашел выход на нас через фан-клуб Металлики. Я видел несколько его предыдущих работ – он снимал разные фильмы, а на этот раз посчитал, что проблема (отсутствующие отцы) является важной и заслуживает быть рассказанной.

Было сложно рассказывать свою историю перед камерой?

Джеймс Хэтфилд: Я думал, что это будет просто – всегда легко говорить о таких вещах. Тем более, что теперь, после моего 10-ти летнего опыта терапии, мне довольно комфортно просто рассказывать о том, как я рос. Прошло много времени, и теперь это просто стало рассказом, а не какой-то исповедью. Но все же, каждый раз, когда я об этом заговариваю, особенно в зоне повышенной чувствительности – перед камерой, это всегда ворошит прошлое больше, чем можно представить. И это хорошо.

Тем не менее, ваша история больше относится к проблеме. У многих зрителей сразу возникнут вопросы по поводу того, что вы говорите о детстве в доме, где почитается Христианская Наука – это одно из тех религиозных направлений, о котором все слышали, но немногие понимают, что означает твердая приверженность доктрине «Только Бог излечит плоть»

Джеймс Хэтфилд: Религия сама по себе может немного сбиться с пути. Может потерять духовность и зациклиться на правилах и запретах – вместо открытости, любви и понимания того, что же дает нам высшая сила. И Христианская Наука определенно была такой религией, которая мне, как ребенку, казалась абсолютно бессмысленной.

В фильме вы говорите о том, как вам пришлось «научиться любить семью» - учитывая то, что в детстве вам это не привили. Звучит парадоксально.

Джеймс Хэтфилд: Все сводится - как всегда – к отношению. Как ты к этому относишься? В самом начале мое желание отделить оба понятия работало отлично – вот мой мир, а вот мир моей семьи. А я сам как бы между ними. Но я понял, что их нужно объединить. Они должны помогать друг другу, говорить друг с другом, делиться чувствами друг с другом и таким образом сосуществовать.

Вам трудно совмещать роль домашнего отца и фронтмена Металлики?

Джеймс Хэтфилд: Со временем это стало проще, но с такой работой всегда есть крайности. Мои дети часто жалуются, что я уезжаю, а когда я дома постоянно, они тоже сходят с ума. Так что это немного отличается от обычной работы с 9 до 5. Но мне везет, потому что у меня есть возможность брать их с собой в тур. Забирать их из школы, или вместе проводить летние каникулы, когда мы часто в туре. Но есть периоды, когда я общаюсь с детьми урывками.

Сколько лет вашим детям?

Джеймс Хэтфилд: У меня две дочери и сын, сейчас им 9, 11 и 13.

Как раз тот самый возраст, когда они увлекаются разными группами.

Джеймс Хэтфилд: Группами, или все-таки музыкой? Я думаю и тем и другим. Девчонки уже выросли из Ханны Монтаны, теперь больше увлекаются поп-музыкой. А сын, он любит рок, все время крутит AC/DC или Ramones. Это его любимые группы. Я понял, что чем меньше я давлю на них, тем больше они получают удовольствия. Я хочу, чтобы все шло естественно, как было в моем детстве. Когда есть музыкальные инструменты, и другие инструменты для самовыражения – и ведь никогда не знаешь, откуда это все пошло. Когда есть место, где они могут спрятаться и рисовать, шить или еще как-нибудь рукодельничать. Мне кажется это все нужные навыки – как учиться писать и читать – но именно уроков искусства не достает школам, и я рад, что дома у них есть все возможности.

А дети слушают вашу музыку? Был какой-то возраст, когда вы дали им послушать Enter Sandman? Хотя они, наверное, еще недостаточно взрослые для Kill ’Em All?

Джеймс Хэтфилд: (смеется) К этому вопросу мне нужно подойти больше как артисту. Вот мое выражение – но, наверное, по возрасту еще не подходят пока. Все нормально, в этом нет ничего страшного.

Они спрашивают, о чем ваши песни?

Джеймс Хэтфилд: Часто бывает, что они видят или слышат какие-то вещи, которые просто не понимают. Это тоже нормально. Может быть, позже они будут задавать вопросы – у детей свой фильтр того, что интересно, а что – нет. Например, на данный момент, если мы смотрим фильм, и какая-нибудь парочка начинает целоваться, они станут говорить – фууу! – а довольно скоро это тоже изменится.

У них есть свой возрастной фильтр, внутри. Но, само собой, как родители мы должны их направлять, и должны знать, когда и для чего придет время. Kill ‘Em All? Знаешь… в нем много юмора. Если они слышат что-то оттуда на радио, то говорят, «Пап, это ты? Ты поешь, как вопящая девчонка!»

Иногда я слышу от других родителей в школе ваших детей, что они видят, как вы привозите и забираете детей и ходите на родительские собрания – и они всегда поражаются тому, что вы это делаете. Вы чувствуете, что от вас как от родителя, как будто ждут меньшего, просто потому что вы cпели “Creeping Death”?

Джеймс Хэтфилд: (смеется) Да, стереотипы есть стереотипы. Не мое дело их разрушать, мое дело – сделать всё для своей семьи. Хотя мне не нравится, что они удивлены.

Может лучше сказать – впечатлены.

Джеймс Хэтфилд: Знаешь, есть часть меня, которой нравится быть узнаваемым, но с другой стороны, когда есть кто-то, кто думает: «Это здорово, что ты здесь ради детей!» Что за черт? Так надо делать. Я вижу других родителей, которые чрезмерно опекают своих детей. Которые постоянно рядом – даже в школе. И я думаю,..это не то что плохо, но это немного подавляет детей, скрывает реальный мир. Мне нравится наблюдать за всем из центра, только его трудно найти (смеется)

Вы могли бы жить где угодно – чем вам и вашей семье нравится Марин?

Джеймс Хэтфилд: Обычно я бы сказал – погодой, но не в эти дни. Здесь все просто. Меня не особенно узнают, я могу пойти куда угодно, и никто не будет меня донимать. Но бывают нестыковки, так что я всегда готов.

Что вы имеете в виду?

Джеймс Хэтфилд: Я не знаю,.. политически (колеблется). Я бы не хотел углубляться в политику, потому что, на самом деле, терпеть ее не могу. Я имею ввиду идеалы, какими вещи должны быть. Многие люди навязывают свои идеалы, и меня это заставляет стоять твердо. Марин дает мне пищу для лирики.

То есть “Bleeding Me” на самом деле про Марин?

Джеймс Хэтфилд: Мне нравится, что люди стали немного более открытыми. Хотя, внутри они довольно сильно боятся перемен, как и все мы. Мне нравятся пейзажи, и что Bay Area на виду, мне кажется, здесь очень красиво, и я люблю здесь бывать. Как семья, которая любит узнавать новое и путешествовать, мы любим ездить в разные места, но всегда приятно возвращаться домой.

В фильме Absent говорится о том, что дети, которые выросли без отца и сами стали родителями часто дают себе клятвы «Я никогда так не поступлю» или «Я всегда буду делать это». Вы давали себе такие клятвы?

Джеймс Хэтфилд: Конечно, само собой. Это происходит из-за обиды и из-за непрощения – и из-за других не очень хороших вещей. «Всегда» и «никогда» - очень категоричные слова, которые не совсем подходят настоящей жизни. Возможно, приятно так думать, но это происходит из-за какого-то чувства стыда, которое передали родители – а такое не должно происходить. Главное начать заново и позволить своим детям быть самими собой. У них свой путь, и у них есть своя высшая сила, которая приглядывает за ними – а мы лишь стражи. Мы должны быть рядом, оберегать их, кормить и любить – самое простое в жизни. Позволить им исследовать мир и принять его самостоятельно.

В фильме приводится статистика, что у детей, выросших без отцов в двадцать раз больше шансов угодить в тюрьму. Когда Металлика выступала в тюрьме Сен-Квентин в 2003 году, глядя на толпу заключенных, вы не думали, что в ней могли быть и вы?

Джеймс Хэтфилд: Да. Запертые там, в печали, они не способны увидеть свое призвание. Я очень благодарен, что у меня была хоть какая-то возможность взглянуть на то, что там происходит, и на то, что всегда будет у меня – музыка. Те слова, которые как будто говорили за меня, когда чувствовал, что не могу говорить. Нам, как группе было невероятно приятно выступить там, в Сен-Квентине и с Симфоническим оркестром Сан-Франциско – выступить перед двумя абсолютно противоположными аудиториями, это наверное благословение. И ты действительно видишь какое-то отсутствие с обеих сторон – ты либо физически не рядом, либо умственно не рядом.

Марин становится известен родителями, которые «умственно не рядом» - некоторые эксперты в области педиатрии связывают это с высоким уровнем суицидов у подростков.

Джеймс Хэтфилд: Некоторые отцы настоящие трудоголики, зацикленные на своей работе, и не особо интересующиеся – почему, так как они охотники для семьи и делают то, что должны делать – а потом не чувствуют связи со своей семьей. Они просто добытчики. И часто упускают многие моменты жизни.

Довольно интересно, как фильм помещает проблему отцовства в исторический контекст. Индустриальная революция изменила Америку, превратила аграрное сообщество в индустриальное. И внезапно отцы стали уходить из дома, с 9 до 5, а по возвращении они просто отправляются спать, перестают быть частью семьи.

Джеймс Хэтфилд: Мой сын как-то задал мне вопрос, который потом долго крутился у меня в голове: «Пап, а почему мы должны работать? Кто придумал работу?»

И что вы ему ответили?

Джеймс Хэтфилд: Я не знал, что ему ответить. Я только подумал – ничего себе! Но фильм действительно затронул проблему того, как в американской культуре «с 9 до 5» стали настолько важными в жизни отцов. И в лучшем и в худшем смыслах.

Если бы ваш отец был жив сейчас, что бы вы рассказали ему о том, что вы узнали об отцовстве?

Джеймс Хэтфилд: Я думаю, я бы сказал, что это непросто. И то, что я понимаю, каково ему было. Но я бы никогда не бросил свою семью, не смотря ни на какие трудности. Не смотря ни на какие мои обиды, или сколько споров у меня было с моей женой или с семьей. То, что меня бросили – это острый шип внутри меня. Я бы никому такого не пожелал, зная, сколько боли он причиняет.

Когда ваш сын повзрослеет и будет сам стоять на пороге отцовства, какие советы вы ему дадите?

Джеймс Хэтфилд: Все, что я могу сказать – старайся изо всех сил. Это все. Даже если ребенку этого будет недостаточно, ты все же сможешь спать спокойно, зная, что сделал все, что мог. Я надеюсь, что мой отец тоже пришел к такому выводу, прежде, чем умер. Мне стало проще понимать его, когда я узнал, через что ему пришлось пройти.

Вы простили своего отца?

Джеймс Хэтфилд: Так должно быть, действительно должно быть. Я верю, что он старался, знаю, что ему пришлось пережить и с чем бороться. Некоторые его трудности перешли ко мне, и теперь я борюсь – я иду на войну, я воин – и я постараюсь не передавать эту борьбу дальше.

Перевод: Ali.
Оригинал: “Pacific Sun”

Dimon